Кроткий обличитель
Воистину, самые несчастные из дореволюционных писателей происходили так или иначе из духовного сословия. Отчего же это было так?
Во-первых, само по себе увлечение художественной литературой считалось делом предосудительным, дурным и даже греховным: дескать, сочинительство и выдумывание — одна из форм лжи, а фантазия — страсть и общение с тёмными духами; да и вообще, верующему человеку во всякое время подобает заботиться прежде о спасении души, а не развлекаться умом, читая светские книги и уж тем более занимаясь их написанием.
Во-вторых, даже когда отношение к художественной литературе и писательству в духовной среде стало чуть более либеральным, цензура бдительно и пристрастно рассматривала всё, что касалось церкви и её служителей, и если автор затрагивал болезненные и гласно или негласно запретные темы, то к нему тотчас же применялись серьёзные санкции. Перед многими писателями, в особенности перед выходцами из духовного сословия, стоял нелёгкий выбор: или притворяться и лгать ради своей профессиональной карьеры, или ради творческой правды осложнить себе жизнь либо же вовсе погубить её.
И вот эта творческая несчастность приводила большинство писателей из духовного сословия к настоящим жизненным несчастьям: кто полностью порывал с родными и своей средой, впадая во все тяжкие (как Александр Амфитеатров); кто прозябал в нищете, теряя себя в кабаках и притонах дореволюционного социального дна (как Александр Левитов); а кто оканчивал свою жизнь ужасной трагедией (как Раиса Радонежская), и в этом скорбном списке имя Сергея Миловского-Елеонского, увы, не исключение.
Писатель незаурядного таланта, но так и не вышедший в свет большой литературы, из-за страха перед епархиальным начальством всю жизнь скрывавшийся под псевдонимом и вынужденный вести двойную жизнь, и расстроивший этим своё психическое здоровье, в один из критических моментов жизни не выдержал... и оборвал всё одним непоправимым движением.
Сергей Николаевич Миловский родился в 1861 году в селе Вороновка Пензенской губернии в семье священника. В 1889 году окончил Казанскую духовную академию с учёной степенью кандидата богословия. После учёбы был преподавателем в духовных училищах Нижегородской епархии, далее инспектором и даже исполняющим обязанности ректора в Вятской духовной семинарии.
Его профессиональная карьера развивалась стремительно и солидно. В 1895 году его перевели в Сарапульское духовное училище Вятской епархии — на должность смотрителя. И как раз с этого времени в дореволюционных литературных журналах начали появляться его поразительно меткие рассказы о жизни духовенства, подписанные разными псевдонимами, из которых им чаще всего употреблялся один — С. Елеонский. Под ним он и вошёл в русскую литературу.
Увы, его литературная жизнь оказалась недолгой: первая публикация рассказа «На поповом дворе» (1895) в журнале «Русское богатство», несколько опубликованных в журналах рассказов и сборник, изданный при содействии М. Горького в товариществе «Знание» в 1904 году.
Однако и этого хватило, чтобы вызвать большой шум, особенно в той самой среде, о которой писал автор. В духовной печати его обвиняли в клеветничестве и «оплёвывании духовенства», в незнании жизни духовного сословия — обвинители писателя сначала сами не знали, что за псевдонимом «С. Елеонский» стоит не какой-нибудь чуждый их миру светский литератор, а свой, тот, кто знает изнутри всё, о чём пишет, и пишет почти с натуры, и более того — смотритель духовного училища, заслуженный, уважаемый всеми в своём уездном городке человек.
Настоящие проблемы для него начались, когда его инкогнито всё же раскрыли: ему делало выговоры и настоятельные внушения епархиальное начальство, затем и начальство уездное, пошли угрозы увольнения, и в конце всё превратилось в откровенную травлю.
Писатель не получал поддержки и сочувствия ни на службе, ни дома: домашние его упрекали в том, что он своим сочинительством только портит им репутацию.
И тогда случилось непоправимая трагедия: у него, ослабленного бесконечными страхами и депрессией, случился нервный срыв; он вышел на крышу здания училища, в котором прослужил столько лет, и прыгнул вниз.
Смерть его была резонансной: по всей стране прокатились некрологи, его рассказы на этой волне широко освещались в периодике и публиковались отдельными изданиями.
Впрочем, после его смерти, одновременно с версией о самоубийстве, появилась и другая версия, исходившая из епархии: что то был несчастный случай, а не самоубийство, что он упал с крыши из-за неисправности кровли.
Как бы там ни было, отпевали его по православному обряду — со всеми должными почестями.
К великому сожалению, он ушёл, как и многие писатели из духовного сословия, несчастным: невысказавшимся, не реализовавшим даже и малую долю своего таланта. Да, может быть, он не стал бы новым Чеховым (а именно с Чеховым его сравнивали критики), но совершенно точно оставил бы куда более значительный след в русской литературе.
Слава Богу, в наше время то, что он успел создать, начинает выходить из вековой тьмы забвения: по крупицам возвращается читателю всё когда-то им написанное, рассказы переиздаются в новых сборниках. Есть надежда, что имя его и творчество будут оценены, наконец-то, по достоинству.
Современный исследователь забытого литературного наследия С. Н. Миловского-Елеонского, Н. Запорожцева, приводит слова одного из его критиков-рецензентов, А. Измайлова: «кроткий обличитель».
Кажется, лучше и не скажешь. Та большая жизненная правда, свойственная всем рассказам Миловского-Елеонского, хотя и обличающая, но действительно кроткая.
Сергей Корнев
Из книги «Папаша крестный»
