Раиса Радонежская. Несвятая святая
Когда-то, а именно в конце 70-х — начале 80-х годов XIX века, забытая дореволюционная писательница Раиса Радонежская гремела на всю Россию — сначала своими знаменитыми очерками «Записки сельской учительницы», а потом своей скоропостижной трагической гибелью, которая бурно всколыхнула все тогдашнее общество...
Ее обсуждали во всех уголках страны, ею восторгались и ее боготворили, особенно петербургская молодежь. «Она на эту Радонежскую молилась, как на святую», — говорил об этом Всеволод Гаршин, и сам так проникся ею, что хотел написать о ней повесть, но не смог: помешала уже его личная трагедия.
Так что же такого было в ней, в этой сельской учительнице, молоденькой девушке, едва успевшей начать свой, как казалось тогда, большой литературный путь? Отчего, хотя прошло столько лет, при чтении её произведений, сердце по-прежнему отзывается невыразимой живой болью? Попробуем разобраться.
Она родилась в 1857 году (впрочем, точная дата неизвестна) в Орловской губернии в семье священника. Блестяще окончив курс местной гимназии, поступила учительницей в сельскую школу. Как многие молодые люди того времени, она увлеклась — бескорыстно, с искренним самопожертвованием — народническими идеями: хотела учить грамоте детей и тем быть полезной народу и отечеству. Но её идеалистические планы, полные энтузиазма, столкнулись с суровой реальностью.
Она ехала в деревню служить народу, а народ то ли не понимал ее высокой миссии, то ли попросту посмеивался над ней.
Она несла просвещение, новаторские педагогические идеи. Они и теперь весьма актуальны: «Цель и задача каждой разумно устроенной школы состоит не в том только, чтобы распространять в народе грамотность, но и проводить в его среду начала гуманности и прогресса. Школа должна быть звеном, связующим науку и народ... Задача народной школы высока и свята», — говорила она, всей душой стараясь служить своему отечеству. А министерство народного просвещения видело в этом лишь какие-то вредные веяния и ненужные, бессмысленные траты и хлопоты.
Но тогда ее молодая, пламенная душа еще была полна сил, и она не сдавалась: один Бог знает, чего ей это стоило, однако в тот момент жизни она все превозмогла и сделала свою школу — свое любимое детище — лучшей в уезде; единственный же выплаченный ей литературный гонорар она целиком потратила на ремонт школьного здания.
Неожиданно пришел и творческий успех.
Еще во время учебы в гимназии она написала те свои злободневные и ставшие скандальными «Картины народной жизни. Записки сельской учительницы», в которых с предельной прямотой предстала извечная российская правда. Ее-то, эту правду, многие и не приняли. И обрушились на автора с гневом: грязь, мол, и безобразие, и, дескать, откуда она это всё взяла, да и вообще как она смеет, эта неразумная барышня, и т. д. и т. п.
Радонежская оправдывалась: «Не осуждайте же и не упрекайте меня. Не смейтесь над безобразием и мрачностью картин: это картины жизни, это грязь действительности. И я клянусь, что здесь нет ни одного выдуманного факта, ни одной личности, рожденной воображением. Я не сочиняла. Я обмакивала свои кисти в грязь, разведенную слезами, и писала с натуры...»
Она не понимала, что вот именно правда эта многим и не нужна, что ее-то, правду настоящую, а не выдуманную, и не желают слышать.
Эти очерки были опубликованы в 1877–1878 гг. в «Орловском вестнике» и быстро, несмотря на провинциальность издания, стали известными во всей стране, сделали имя их автору, хотя она совсем не хотела именно такой — скандальной — славы.
Поэтому вторую свою книгу — повесть «Отец Иван и отец Стефан» — она подписала не своим именем, а псевдонимом «Р. Сосна».
Повесть «Отец Иван и отец Стефан» опубликовал в 1881 году маститый в то время журнал «Вестник Европы», и за нее Радонежская получила свой первый и единственный гонорар, который весь и отдала на ремонт школы, потому что в ней и только в ней было ее сердце. Кто бы это оценил из ее критиков и тех, кто устроил позже травлю против неё!
Современный человек может недоумевать: казалось бы, всё у нее должно быть, как видится из нашего мира, хорошо — ее школа процветает, публикация в «Вестнике Европы» открывает дорогу в большую литературу, она молода, талантлива, умна и чиста душой, и вся жизнь у нее впереди. Что же помешало ей? Кому или чему она могла перейти дорогу? Сама ее жизнь и ее произведения отвечают на этот вопрос.
Она говорила и писала правду, и жила по правде, так что сроднилась с ней воедино. А то зло, которое с древности до наших дней рядится в одежды добра и святости, правды не выносит, «...ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8,44).
И это зло не где-то в преисподней и мрачных заклепах, оно гнездится в людях.
Ей не простили правдивых «Записок сельской учительницы» и тем более не могли простить «Отца Ивана и отца Стефана», обличительной повести, затронувшей такие темы, которые и сейчас актуальны настолько, что не каждый решится о них писать.
Думается, она и в этот раз сумела бы всё пережить: и критику, прямо перешедшую в травлю, и угрозы и прещения начальства, и интриги против неё, и злопыхательства всех тех, кому она так искренне служила, и предательство её родных из духовного сословия, и ещё много чего, — ее трагический конец показывает, сколько в ней было воли и силы. Но ее ударили в самое сердце.
После конфликта с училищным советом ее изгнали из школы. Формулировка столь же проста, сколь и чудовищна: за «предосудительный образ мыслей», словно речь шла не об «учительнице, позволившей себе быть искренней и правдивой, а об истреблении хищного зверя, забравшегося в школьную овчарню» (Л. Афонин, «Писатели Орловского края»).
Подробности последовавшей затем трагедии неизвестны. Всё, что сохранилось, это строчки из письма Всеволода Гаршина своей матери в 1884 году: «Писал ли я вам о несчастной Радонежской? Она бросилась в девятисаженный колодец после того, как гнавший ее училищный совет отнял у неё школу».
Как больно это читать...
Неужели она не видела для себя другого исхода? Нет ответа.
Ясно тут только одно: ей был нанесен губительный удар, который уничтожил ее внутренне — ввергнул в такое ужасное состояние сознания, что она... не смогла жить.
Да, в этом финальном для ее жизни действии можно увидеть гордыню — и кто хочет увидеть, конечно, увидит! — а можно увидеть и акт мученичества, пусть каждый рассудит так, как ему душа подсказывает.
А что было у нее на душе — только Един Бог ведает.
Сергей Корнев
Из книги «Отец Иван и отец Стефан»
