Как старый серб поститься научил

Петр Давыдов — журналист и писатель. Путешествует по разным странам, общается с интересными людьми. Его истории вошли в книгу «Чудеса как признак жизни», недавно вышедшую в издательстве Вольный Странник.

Большая часть книги посвящена рабочей поездке в Сербию. Судьбы людей, порой нелегкие, многому научили журналиста.

Я службу церковную люблю. И очень хочу, чтобы все, что на службе слышу мне было понятно. Поэтому купил книгу Постная Триодь и с ней теперь хожу на службу, слежу за текстом, очень помогает.

А после службы есть в Триода всякие «зри», выделенные цветом — тоже интересно между прочим. И вот в одном из «зри» Недели мытаря и фарисея я, к своей великой радости, вычитал: «...Мы же мона́си на ки́йждо де́нь, се же в сре́ду и пято́к, вкуша́ем сыр и яи́ца, в 9-й час. Миря́не же ядя́т мясо, развраща́юще о́нех веле́ние толи́кия е́реси»

Миряне, значит, мясо едят, а монахи — яйца с сыром. Ну все, думаю, вот она — свобода.

Накушался я, значит, сыра и яиц, и про мясо не забыл (которое разрушает веление всяких там ересей). И мне это правило так понравилось, что я его стал распространять вообще на все. А что? Царствие Божие — это не пища и не питие, но мир и радость в Духе Святом!

Рад я, конечно, был. Но вот мира не было: по работе приехал в растерзанную войной Сербию. Беженцы, слезы... Стоим у сельского храма где-то на юге. Литургия закончилась, народ разговаривает. Чужого увидели — подходят, знакомятся.

Позвали меня в гости. Хозяин — пожилой человек — рассказал, что вся его семья — беженцы. Когда шла война, оба его сына служили в войске, и его, резервиста, тоже поставили под ружье. Война, говорит, дело поганое. Ни убивать, ни сыновей терять, ни самому быть убитым не хочется.

Стоит, однажды, он на посту и молится: «Господи, сохрани нас, пожалуйста, живыми и не дай никого убить!». Ну и в подтверждение своей искренности пообещал он в течение всего Великого поста есть только хлеб, а пить только воду.

Христос тогда просьбу старого серба выполнил: все остались живы здоровы. Дом и землю, правда, потеряли, но Богу виднее.

— Трудно ли вам было во время войны жить на одном лишь хлебе с водой? — спрашиваю.

— Да нет, не сказал бы. На войне мне была нужна молитва. Настоящая молитва. А как она будет настоящей, если я брюхо набиваю? Ладно, хватит обо мне. У вас-то в матушке-России, как постятся? Наверное, все светятся?

И вот тут мне стало стыдно за свои «вкушения», за глупость и лень, что я, наверно, с полчаса красным просидел. Тебе тут пожилой человек рассказывает, что с помощью строгого поста и молитвы сохранены жизни многих людей, а для тебя самая страшная аскеза — рыбка, желательно красная.

Сижу, краснею, жду когда земля разверзнется, а серб мне про Святую Русь рассказывает.

Видать, не понял я слов апостола Павла о свободе. И тут меня торкнуло: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу».

Вот с тех самых пор я и стараюсь поститься так, чтобы стыдно не было. Бывает, устаешь сильно в путешествии, голод наваливается — быка бы слопал. Но как вспомню старого серба, так вновь стыжусь и воли себе не даю. Да и быка жалко.

Из книги «Чудеса как признак жизни».