Вернувшись из школы, мой племянник Игнатий с порога заявил: «Я сегодня в храм к всенощной не пойду! Надоело все это!». Я немного опешил от такого, заявления повернулся к нему и посмотрел в глаза. Передо мною стоял пятнадцатилетний юноша, ростом почти с меня. И только глаза, по-детски наивные, выдавали в нем ребенка. Мысли, бурным потоком проносящиеся в его голове, выдали вот такое умозаключение.
— А что произошло? — мама Игнатия с тревогой посмотрела на него.
— Да ну-у-у, — протянул он, — надоело. Каждую субботу куда-то идти, когда можно в компе посидеть. Да и не модно это — в церковь ходить.
Я смотрел и думал: куда же катится наш мир? Как может быть «немодно» хождение в церковь. Да и какие критерии применяет нынче к церкви подрастающие поколение. Будто церковь это какая-то «тусовка», а не источник жизни, где обитает сам Господь. Но как ему донести это? А он смотрел с таким видом как будто ничего не случилось, и он ничего такого не сказал.
— А ты когда последний раз был на исповеди? — поинтересовался я.
Игнатий задумался, что-то припоминая, и с некоторым сомнением ответил:
— Не помню, где-то полгода назад или больше. Да и зачем она нужна? Придешь, прочитаешь по бумажке то, что мама напишет. А батюшка прочитает молитву и отпустит.
Я таким откровением Игнатия был шокирован и недоуменно посмотрел на сестру.
— Татьяна, это как? Ты что, ему исповедь пишешь?!
Татьяна смутилась:
— Я ведь для него стараюсь. Он ведь сам ни одного греха не вспомнит и не напишет.
Я встал и взволнованно стал ходить по комнате. Меня поражала чрезмерная опека племянника и непонимание сути Таинства исповеди самой Татьяной. Как можно исповедоваться в чужих грехах? Какая роль сердца в такой исповеди? Ведь исповедь это не «отчет о проделанных грехах», как метко подметил один профессор. Здесь необходима внутренняя борьба, решимость души противостоять греху.
Я посмотрел на Татьяну, и мне вспомнилась поговорка «Благими намерениями…». Начитавшись брошюр, где на двух листах автор попытался перечислить все встречающиеся грехи, она решила что, чем больше грехов будет перечислено на исповеди, тем ближе к Богу будет этот человек.
Вспомнилось, как однажды я принимал исповедь одной женщины. К аналою она подошла с тетрадкой, которая вся была исписана грехами. Она долго читала свою тетрадку, но не капли раскаяния в ее исповеди я не почувствовал. И была другая женщина. Придя на исповедь, она назвала один грех и дальше не могла говорить из-за рыданий. Я не стал спрашивать ее о том, постилась ли она перед причастием, читала ли Правило. Ее слезы были лучшей подготовкой к Причастию.
— Ну, что решено? Я вместо храма иду на каток? Мы с друзьями уже договорились, — голос Игнатия вернул меня к действительности.
— Хорошо, иди на каток, — ответил я, пытаясь скрыть охватившее меня волнение.
Игнатий ушел, и Татьяна обратилась с непонимающим взглядом ко мне:
—Ты почему не настоял и не заставил его идти в храм?
— Мне кажется, что ему сейчас пока не нужно ходить в храм, — ответил я, — невольник — не богомольник. Поставь-ка лучше чайник. Мне необходимо с тобой серьезно побеседовать.
Мы прошли на кухню, Татьяна поставила на плиту чайник, достала печенье.
— С таким подходом они вообще в храм никогда не придут, — сказала Татьяна, присаживаясь за стол.
— Может это и хорошо. Пусть лучше придут в храм по зову души, а не по принуждению — ответил я, — ошибка всех любящих матерей в том, что они все решают сами, вместо своих чад. И даже личные отношения детской души с Богом хотят контролировать. Ведь к Богу нельзя прийти по приказу, как-бы нам этого не хотелось. К этому дорасти, и если хочешь, созреть нужно.
Татьяна выключила чайник, достала чашки. Я продолжил:
— Ты заставишь его своим авторитетом ходить в храм, а дальше что? Ведь он, почему не желает ходить сейчас в храм? Потому что, чувствует какую-то фальшивость. В этом возрасте они максималисты и протестует против всего, чего не понимают. Внешние авторитеты типа того, что делай то, потому что я так сказала, не действуют. Ты даже исповедуешься вместо него. Грехи-то ты ему на листке написала, а сердце осталось нераскаянным. Потому что эти грехи не коснулись сердца и не ранили его душу. После такой исповеди его душа остается нераскаянной и черной. А это причина того, что он ничего особенного в церкви не чувствует и не понимает.
Татьяна сидела напротив меня, потупив взгляд.
— Я не хотела тебя расстраивать, но Игнатий даже стал сомневаться в существовании Бога, видя, сколько зла и несправедливости вокруг. Стал книги читать мирские, — произнесла она.
— Мирские, это какие? — спросил я настороженно.
— Да я не помню. Умные какие-то. Я как-то пыталась читать, но ничего не поняла. Уж больно сложно для меня. Томик Достоевского вот недавно видела у него.
— Ну если Достоевского начал читать — то все в порядке. А сомнения бывают у всех. Тебе наоборот радоваться нужно, что сын думает, размышляет, сомневается. Он живет своей жизнью. Его сердце и душа живы. Нет ничего опаснее и пагубней для молодежи, как отсутствие вопросов и сомнений. И беда — когда эти вопросы преподносятся взрослыми как грех. А еще требование безусловного подчинения авторитету взрослого. Хорошо, если это стремление к познанию сохранится в ребенке. И очень большая беда, если все это уничтожат в зародыше. Тогда будет внешнее исполнение правил, предписаний, и никакой жизни души. Я наблюдал ситуацию, когда воспитатель наказывал учеников православной гимназии за то, что они бегали по коридорам в Великий Пост. Они, по мнению педагога, должны были с кроткими лицами каяться в своих грехах. Через несколько лет в этой гимназии произошло ЧП. Ученики расстреляли икону из рогатки. Вот так вот, — подытожил я.
Сестра сидела, задумавшись, и с неподдельным интересом слушала мои рассуждения. Я встал и начал собираться.
— А с ним что делать? С Игнатом? — очнувшись от своих мыслей, спросила Татьяна.
— Ну, это ты с духовником решай. Я посоветую не пытаться его, во что бы то ни стало, притащить в храм. Такое случается очень часто, что подростки уходят из церкви. Это ничего. Пусть сам, по своей инициативе, придет на исповедь в храм. А чтобы он не уходил, нужно было раньше думать. Сейчас просто усиленно молись за него. Господь сам приведет. И грехи пусть исповедует свои, которые реально тяготят душу, а не повторяет написанное с книжки. Книжка ведь так и называется «Пособие для приступающих к исповеди». Всего лишь пособие. Пусть это будет один грех, но тот который он сам скажет.
Возле двери Татьяна, опустив глаза, сказала: «Прости меня. И спасибо тебе большое».
На улице, проходя мимо катка, я увидел Игнатия. Вспомнив о его протестах, улыбнулся. В Церковь он обязательно вернется, но уже другим, повзрослевшим, со своим миропониманием. Да, у него еще будут вопросы и сомнения, но я твердо уверен, что ответы на них он обязательно найдет.
Читайте далее:
О проблемах детской психики и воспитания. Рецензия на книгу «Не стучите молотком по пианино»
А ещё учебник физики, геометрии... Вместо Псалтири?!
Уважаемый автор, эти люди живут в лесу, в землянке?