О Грозном Царе Иоанне

В  1573 году Государь пишет послание в  Кирилло-Белозерский монастырь игумену Козьме  в ответ на просьбу братии к Грозному Царю рассудить распрю между иноком Ионой и иноком Варлаамом. Дело в том, что инок Иона в миру был боярином Иваном Шереметевым, а инок Варлаам - боярином Василием Собакиным. Опальный боярин Иван Шереметев  принял постриг в обители прп. Кирилла и сделал очень значительные пожертвования и вклады в монастырскую казну. Большие вклады в монастырь сделали и инок-боярин Иосаф Хабаров, а затем и Варлаам Собакин.  И потому знатные иноки считали себя вправе получить послабления в монашеской жизни. И монахи Кирилло-Белозерского монастыря по малодушию не посмели перечить знатному иноку Шереметеву, на чьи пожертвования существовала обитель. Такие же послабления и нарушения устава позволялись и инокам-боярам Иосафу Хабарову, а впоследствии и Варлааму Собакину. Между Ионой Шереметевым и Варлаамом Собакиным  вспыхнула вражда, и в  жизни обители, которая славилась прежде строгим уставом и  подвижнической жизнью братии, начались серьезные нестроения. Братия монастыря попросила Государя помочь в разрешении распрей и споров между двумя бывшими знатными вельможами. Просили настойчиво. Это важно отметить: не сам царь Иоанн Васильевич вмешивается в жизнь обители и начинает учить монахов, но лишь отвечает на просьбу братии.

Государь пишет, что не имеет права учить монахов  «ибо сказано в писании: «Свет инокам - ангелы, свет мирянам - иноки». Напоминает о том, в какой славной обители подвизаются иноки:  «А если вы хотите найти учителя, есть он среди вас, великий источник света, Кирилл. Почаще взирайте на его гроб и просвещайтесь. Ибо его учениками были великие подвижники, ваши наставники и учителя, передавшие вам духовное наследство. Да будет вам наставлением святой устав великого чудотворца Кирилла, который принят у вас. Вот ваш учитель и наставник!».

Затем царь Иоанн Васильевич вспоминает о том, как в юности был поражен строгостью и красотой монашеской жизни в Кирилло-Белозерском монастыре, и, желая в будущем принять монашеский постриг, испрашивал на это благословение в обители прп. Кирилла. Кирилло-Белозерский монастырь особенно дорог Государю: «И потому, считая себя уже как бы вашим, беспокоясь о своей душе  и боясь, как бы не испортилось пристанище моего спасения, я не мог вытерпеть и решился вам писать».

Государь приводит цитаты из творений Иллариона Великого, при том, что с письмом прп. Иллариона до этого знаком не был: «Поверьте мне, господа мои и отцы, свидетель Бог и Пречистая Богородица и чудотворец Кирилл, что и того великого Иллариона я до сих пор не читал и не видел», но, пытаясь ответить на просьбу братии, читая творения святых отцов, нашел его в книге. Царь Иоанн Васильевич увидел, что письмо преподобного Иллариона поучительно и душеполезно современным монахам.

«И вникнув в него, увидел, что оно очень подходит к нынешнему случаю, и решил, что здесь заключается для нашей пользы некое Божье повеление, и потому дерзнул написать».

И далее в своем послании к братии Кирилло-Белозерского монастыря Государь приводит много примеров из жизни преподобных отцов, которые говорят о смысле монашеской жизни, о необходимости придерживаться иноческих обетов и заветов, оставленных ученикам великими подвижниками. И просит братию: «Прежде всего, господа мои и отцы, вы о Божьей милости и молитвами Его Пречистой Матери и великого чудотворца Кирилла, имейте у себя устав этого великого отца, действующий у вас до сих пор. Имея такой устав, мужайтесь и держитесь его, но не как рабского ярма. Крепко держитесь заветов чудотворца и не позволяйте их разрушать».

Государь приводит примеры верности Богу многих святых, терпевших страдания, дабы даже в малом не согрешить, не стать соблазном для других.  Умоляет братию следовать примеру святых апостолов, сохраняя заветы прп. Кирилла. Напоминает о том, что путь монаха - это путь сораспятия Христу Спасителю, тот путь духовного делания, которым следовал прп. Кирилл Белозерский.

«Так же как апостолы Христовы шли за Ним на распятие и умерщвление и вместе с Ним воскреснут, так и вам подобает усердно следовать великому чудотворцу Кириллу, крепко держаться его заветов и бороться за истину, а не быть бегунами, бросающими щит и другие доспехи, но возьмитесь за оружие Божье, и да никто из вас не предаст заветов чудотворца, подобно Иуде, за серебро или, как сейчас, ради удовлетворения своих страстей».

Государь пишет инокам о том, что, нарушая заветы чудотворца, участвуя в распрях бояр-иноков, они предают свои монашеские обеты, распинают Христа:

«Ибо есть и у вас Анна и Каиафа - Шереметев и Хабаров, и есть Пилат - Варлаам Собакин, ибо он послан от царской власти, и есть Христос распинаемый - поруганные заветы чудотворца».

Государь еще раз напоминает, что если «в чем малом допустите ослабление, оно обратится в великое».

«Разве же вы не видите, что послабление в иноческой жизни достойно плача и скорби? Вы же ради Шереметева и Хабарова преступили заветы чудотворца и допустили такое послабление. А если мы по Божьему изволению решим у вас постричься, тогда к вам весь царский двор перейдет и монастыря уже не будет! Зачем тогда и монашество, зачем говорить: «Отрекаюсь от мира и всего что в нем есть», если мир весь в очах?»

Государь Иоанн Васильевич Грозный пишет, что в таком случае невозможно соблюдать иноческие обеты, быть в послушании у игумена, терпеть скорби и напасти, как положено монахам.  «Великие светильники православия Сергий, Кирилл, Варлаам, Дмитрий и Пафнутий и многие преподобные Русской земли установили крепкие уставы иноческой жизни, необходимые для спасения души. А бояре, придя к вам, ввели свои распутные уставы: выходит, что не они у вас постриглись, а вы у них; не вы им учителя и законодатели, а они вам».

И Государь сурово обращается к монахам Кирилло-Белозерского монастыря: «И если вам устав Шереметева хорош, держитесь его, а устав Кирилла плох, оставьте его. Сегодня тот боярин один порок введет, завтра другой иное послабление введет, мало-помалу и весь крепкий монастырский уклад утеряет силу и установятся мирские обычаи. Ведь во всех монастырях основатели сперва установили крепкие обычаи, а затем их уничтожили распутники».» Затем приводит примеры обителей, что славились строгим уставом и благочестием и обращается к монахам Кирилло-Белозерского монастыря: «Смотрите сами, что дает силу: послабление или твердость?».

Грозный Царь упрекает братию монастыря в том, что вдова опального боярина Владимира Воротынского поставила церковь над гробом супруга, в то время, когда еще не возведен храм над гробницей основателя обители прп. Кирилла: 

«А над гробом Воротынского поставили церковь - над Воротынским-то церковь, а над чудотворцем нет. Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью! Видно, и на Страшном суде Воротынский да Шереметев станут выше чудотворца: потому что Воротынский со своей церковью, а Шереметев со своим уставом, который крепче, чем Кириллов». Упрек горький, но справедливый. Иноки-бояре  в те годы были причиной нестроения во многих обителях, и Государь имел право отметить эту особенность жизни русских монастырей того времени. Многие знатные люди стали причиной ослабления молитвенной жизни в обителях, что славились прежде строгим уставом и подвигами братии.

Особенно это было заметно в монастырях, что были расположены рядом с Москвой. С горечью Царь пишет:

«...дошло до того, что сейчас, как вы сами видите, в Симоновом монастыре все, кроме сокровенных рабов Господних, только по одеянию иноки, а делается у них все, как у мирских, так же как в Чудовом* монастыре, стоящем среди столицы перед нашими глазами, - у нас и вас на виду».           

«Вот ведь на наших глазах только в монастырях преподобного Дионисия в Глушицах и великого чудотворца Александра на Свири  бояре не постригаются, и эти монастыри по Божьей благодати процветают монашескими подвигами».

Государь вспоминает, какие строгие порядки были в монастырях в прежние времена. В пору его юности молодой царь Иоанн вместе с придворными опоздали на ужин в Кирилло-Белозерском монастыре «из-за того, что у вас в Кириллове в летнюю пору не отличить дня от ночи, а также по юношеским привычкам». И келарь Исайя Немой на просьбу подать опоздавшим на трапезу Царю и боярам стерлядь ответил: "Об этом, осудари, мне не было приказа; что мне приказали, то я вам и приготовил, а сейчас ночь, взять негде. Государя боюсь, а Бога надо больше бояться". «Вот какие у вас тогда были крепкие порядки: "правду говорить и перед царями не стыдился", как сказал пророк. Ради истины праведно и царям возражать, но не ради чего-либо иного».

 И Грозный Царь напоминает монахам, как они ради Шереметева и Хабарова нарушили устав древней обители:

«А ныне у вас Шереметев сидит в келье, словно царь, а Хабаров и другие чернецы к нему приходят и едят и пьют, словно в миру. А Шереметев, не то со свадьбы, не то с родин, рассылает по кельям пастилу, коврижки и иные пряные искусные яства, а за монастырем у него двор, а в нем на год всяких запасов. Вы же ему ни слова не скажете против такого великого и пагубного нарушения монастырских порядков. Больше и говорить не буду: поверю вашим душам!»

Государь искренне возмущен тем, что братия пытается свое малодушие и человекоугодие оправдать необходимостью содержать монастырь:

«Это ли путь спасения, это ли иноческая жизнь? Неужели вам нечем было кормить Шереметева, что ему пришлось завести особые годовые запасы? Милые мои! До сих пор Кириллов монастырь прокармливал целые области в голодные времена, а теперь, в самое урожайное время, если бы вас Шереметев не прокормил, вы бы все с голоду перемерли».

Государь пишет, что опальный боярин хочет жить в монастыре, не подчиняясь правилам, как когда-то своевольно, нарушая устав, жил его отец в Троице-Сергиевой Лавре. Но напоминает, что боярин Шереметев-младший добровольно решил уйти в монастырь, опального вельможу не постригли по приказу Царя:   «Про отца его хоть можно было сказать, что он неволей, с горя постригся. Да и о таких Лествичник* писал: "Видел я насильственно постриженных, которые стали праведнее вольных". Так те ведь невольные! А ведь Иону Шереметева никто взашей не толкал: чего же он бесчинствует?»

Но Государь вновь подчеркивает, что не собирается вмешиваться во внутреннюю жизнь монастыря. И причиной его упреков не является гнев на бывшего боярина и род Шереметевых:

«Но если, может быть, такие поступки у вас считаются приличными, то дело ваше: Бог свидетель, я пишу это только, беспокоясь о нарушении монастырских порядков. Гнев на Шереметевых тут ни при чем: у него ведь имеются братья в миру, и мне есть на кого положить опалу. Зачем же надругаться над монахом и возлагать на него опалу!»

Отвергает царь Иоанн Васильевич и домыслы о том, что в споре между Шереметевым и Собакиным принял сторону Собакина. Боярина Василия Собакина действительно Государь направил в Кирилло-Белозерский монастырь. Но после этого был разоблачен заговор, в котором участвовали племянники Василия Собакина:  «А если кто скажет, что, я ради Собакиных, так мне из-за Собакиных нечего беспокоиться. Варлаамовы племянники хотели меня с детьми чародейством извести, а Бог меня от них спас: их злодейство раскрылось, и из-за этого все и произошло. Мне за своих душегубцев мстить незачем».

Государь сообщает братии Кирилло-Белозерского монастыря, что племянники Собакина доносили, что инока Варлаама в обители притесняют ради Шереметева. И царь Иоанн Васильевич вызвал Собакина в Москву, чтобы попытаться выяснить причину вражды с Шереметевым и призвать к монашескому смирению: «И приказать ему хотели, чтобы он сохранял терпение, если вы будете его притеснять, ибо притеснения и терпение помогают душевному спасению иноков».

Но Собакин стал наговаривать на братию Кирилло-Белозерского монастыря: «стал говорить вздор - доносить на вас, что будто вы говорите о нас неподобающие слова с укоризной. А я на это плюнул и выругал его. Но он продолжал говорить нелепости, настаивая, что говорит правду».

Удивительная реакция «кровавого тирана», который, как нас уверяют, страдал «маниакальной подозрительностью» - «а я на это плюнул и выругал его». «Тиран» даже не собирается обращать внимания на донос Собакина.

«Затем я расспрашивал его о жизни в монастыре, и он стал говорить невесть что, и оказалось, что он не только не знает иноческой жизни и одежды, но вообще не понимает, что такое чернецы, и хочет такой же жизни и чести, как в миру. И, видя его сатанинский суетный пыл, по его неистовой суетности, мы его и отпустили жить суетной жизнью. Пусть сам отвечает за свою душу, если не ищет спасения своей души. А к вам его поистине потому не послали, что не хотели огорчать себя и волновать вас. Он же очень хотел к вам».

Государь видит «сатанинский суетный пыл» Собакина, его нежелание идти тесным монашеским путем, спасая свою душу, и потому не возвращает инока-боярина в обитель. Но причину всех нестроений в жизни монастыря, в том числе их вражду с Шереметевым,  царь Иоанн Васильевич видит в отступлении от заветов прп. Кирилла Белозерского, от монашеского пути.

«Не было бы у вас в обители тех пороков, не пришлось бы и Собакину с Шереметевым браниться. Слышал я, как кто-то из братьев вашей обители говорил нелепые слова, что у Шереметева с Собакиным давняя мирская вражда. Так какой же это путь спасения и чего стоит ваше учительство, если и пострижение прежней вражды не разрушает? Так вы отрекаетесь от мира и от всего мирского и, отрезая волоса, отрезаете и унижающие суетные мысли, так вы следуете повелению апостола: "жить обновленной жизнью"?»

И далее Государь пишет о искушении, которое в то время подстерегало монашествующих.

«И если уж пострижение не разрушает мирской вражды, тогда, видно, и царство, и боярство, и любая мирская слава сохранится в монашестве, и кто был велик в бельцах, будет велик и в чернецах? Тогда уж и в царствии небесном так же будет: кто здесь богат и могуществен, будет и там богат и могуществен? Так ведь это лживое учение Магомета, который говорил: у кого здесь богатства много, тот и там будет богат, кто здесь в силе и славе, тот и там будет. Он и другое многое лгал. Это ли путь спасения, если в монастыре боярин не сострижет боярства, а холоп не освободится от холопства? Как же будет с апостольским словом: "нет ни эллина, ни скифа, ни раба, ни свободного, все едины во Христе"? Как же они едины, если боярин - по-старому боярин, а холоп - по-старому холоп?»

Далее Государь приводит примеры из недавней жизни русских монастырей, «когда был настоящий путь спасения». В то время, по словам Царя, и сын знатного князя, и холоп вместе выполняли одинаковые работы и послушания, не считаясь знатностью рода. И мы знаем по житиям русских святых, что так было в древних обителях, славных подвижнической жизнью иноков. Государь пишет:   «А в Правилах Великого Василия написано: "Если чернец хвалится при других благородством происхождения, то пусть за это постится 8 дней и совершает 80 поклонов в день". А ныне то и слово: "Тот знатен, а тот еще выше",- тут и братства нет. Ведь когда все равны, тут и братство, а коли не равны, то какое же тут братство и иноческое житие! А ныне бояре разрушили порядок во всех монастырях своими пороками».

Можно, конечно, пытаться объяснить слова Грозного Царя особой нелюбовью к боярам. Но Государь ссылается на Священное Писание:

«Скажу еще более страшное: как рыболов Петр и поселянин Иоанн Богослов будут судить богоотца Давида, о котором Бог сказал: "обрел мужа по сердцу моему", и славного царя Соломона, о котором Господь сказал, что "нет под солнцем человека, украшенного такими царственными достоинствами и славой", и великого царя Константина, и своих мучителей, и всех сильных царей, господствовавших над вселенной? Двенадцать скромных людей будут их судить. Да еще того страшнее: родившая без греха Господа нашего Христа и первый среди людей человек, креститель Христов,- те будут стоять, а рыболовы будут сидеть на 12 престолах и судить всю вселенную».

И вновь упрекает братию Кирилло-Белозерской обители:

«А вам как своего Кирилла поставить рядом с Шереметевым,- кто из них выше? Шереметев постригся из бояр, а Кирилл даже приказным дьяком не был! Видите, куда завели вас послабления? Как сказал апостол Павел: "Не впадайте во зло, ибо злые слова растлевают благие обычаи". «И пусть никто не говорит мне эти постыдные слова: "Если нам с боярами не знаться, монастырь без даяний оскудеет". Сергий, и Кирилл, и Варлаам, и Дмитрий, и другие многие святые не гонялись за боярами, но бояре за ними гонялись, и обители их расширялись: благочестием монастыри поддерживаются и не оскудевают. Иссякло в Троице-Сергиевом монастыре благочестие - и монастырь оскудел: никто у них не постригается и никто им ничего не дает».

Невозможно оспорить слова царя Иоанна Васильевича: «Монастыри разрастаются благодаря благочестивой жизни, а не из-за послаблений».

Царь  убеждает братию обители не обращать внимания на знатность иноков-бояр.

«А если в монахах жить тяжело, надо было жить в боярах, а не постригаться.Вот то немногое, что я смог написать вам по моему безумию суетными словами, отцы святые, ибо вы все это в божественном Писании знаете гораздо лучше нас, окаянных».

 А затем вновь пишет о том, что не собирался вмешиваться в жизнь монастыря, но вынужден этим заниматься по просьбе братии Кирилло-Белозерской обители. 

«Да и это немногое я сказал вам потому, что вы меня к этому принудили. Вот уже год, как игумен Никодим был в Москве, а отдыха все нет: все Собакин и Шереметев! Что я им, отец духовный или начальник? Пусть как хотят, так и живут, если им спасение своей души не дорого! Но до каких пор будут длиться эти разговоры и смуты, суета и мятеж, распри и нашептывания и празднословие? И из-за чего? Из-за злобесного пса Василия Собакина, который не только не знает правил иноческой жизни, но не понимает даже, что такое чернец, а тем более инок, что еще выше, чем чернец. Он даже в одежде монашеской не разбирается, не только в образе жительства. Или из-за бесова сына Иоанна Шереметева? Или из-за дурака и упыря Хабарова?» Государь не сдерживает свое возмущение иноками-боярами, которые своими страстями разрушают духовную жизнь прославленного монастыря.

«Это - лишь малое из многого. Если же хотите еще больше узнать, хотя вы сами знаете все лучше нас, можете многое найти в Божественных Писаниях».

«А говорим мы все это, свидетель Бог, Пречистая Богородица и чудотворец, из-за нарушения монастырских порядков, а не гневаясь на Шереметева. Если же кто скажет, что это жестоко и чтобы вам, государи, совет дать, снисходя к немощи, что Шереметев вправду болен, то пусть ест один в келье с келейником. А сходиться к нему зачем, да пировать, да яства в келье на что? До сих пор в Кириллове лишней иголки с ниткой в келье не держали, а не только других вещей. А двор за монастырем и запасы на что? Все то беззаконие, а не нужда».

Государь не требует, чтобы Шереметев строго выполнял монастырский устав, разрешая давать ему любые послабления, лишь бы инок-боярин не разрушал духовную жизнь обители, не вносил соблазн, устраивая  у себя в келье пиры и сходки. 

Царь Иоанн Васильевич разрешает давать опальному боярину любые послабления, позволяя держать в келье все, что ему необходимо: «Если ему чего-нибудь не хватает, пусть временно держит. И иное, что можно - тем его услаждайте».

Но советует братии, чтобы все, что присылают Шереметеву было разделено на всю братию, а не раздавалось «двум или трем монахам по дружбе и пристрастию». Государь настоятельно советует, чтобы люди Шереметева не жили при монастыре. «Если же кто приедет от его братьев с письмом ли, едой или подарками, пусть поживет дня два-три, возьмет ответ и едет прочь - и ему будет хорошо и монастырю безмятежно». Заметим, что к опальному боярину Шереметеву разрешается приезжать, привозить ему в неограниченном количестве еду и подарки, вести переписку с родственниками. Как это можно увязать с образом «кровавого тирана», который по любому подозрению подвергает казням и пыткам опальных бояр?

Государь заботится лишь о том, чтобы из-за действий Шереметьева «в монастыре не было соблазна».   Думаю, что каждый, кто знаком с жизнью  монашеских обителей, должен признать, что в словах Грозного Царя запечатлены основные правила иноческой жизни, духовные законы, на которых стояла все века и продолжает стоять жизнь православных монастырей.

  «Мы еще в детстве слышали, что таковы были крепкие правила и в вашем монастыре, да и в других монастырях, где по-божественному жили. Мы и написали вам все лучшее, что нам известно. А вы теперь прислали нам грамоту, и нет нам отдыха от вас из-за Шереметева. Написано, что я передавал вам устно через старца Антония о Ионе Шереметеве да о Иоасафе Хабарове, чтобы ели в общей трапезной с братией. Я передавал это только ради соблюдения монастырских порядков, а Шереметев увидел в этом как бы опалу. Я писал только то, что я знал из обычаев вашего и других крепких монастырей, и выше я написал, как ему жить в келье на покое, не волнуя монастырь,- хорошо, если и вы его предоставите тихой жизни».

Государь не собирается потакать инокам-боярам, которые не желают нести монашеские подвиги и заниматься подлинным духовным деланием:

«А Хабаров просит меня перевести его в другой монастырь, но я не стану содействовать его скверной жизни. Видно, уж очень надоело! Иноческое житие - не игрушка. Три дня в чернецах, а седьмой монастырь меняет! Пока он был в миру, только и знал, что образа одевать в оклады, переплетать книги в бархат с серебряными застежками и жуками, аналои убирать, жить в затворничестве, кельи ставить, вечно четки в руках носить. А ныне ему с братией вместе есть тяжело! Надо молиться на четках не по скрижалям каменным, а по скрижалям сердец телесных! Я видел - по четкам матерно бранятся! Что в тех четках? Нечего мне писать о Хабарове,- пусть как хочет, так и дурачится. А что Шереметев говорит, то его болезнь мне известна: так ведь не для всякого же лежебоки нарушать святые правила».

Завершая послание, царь Иоанн Васильевич Грозный обращается к братии Кирилло-Белозерского монастыря:

 «Написал я вам малое из многого ради любви к вам и для укрепления иноческой жизни, вы же это знаете лучше нас. Если же хотите, найдете многое в божественном Писании. А мы к вам больше писать не можем, да и нечего писать. Это - конец моего к вам письма. А вперед бы вы нам о Шереметеве и других нелепицах не докучали: мы отвечать не будем. Сами знаете, если вам благочестие не нужно, а желательно нечестие! Скуйте Шереметеву хоть золотые сосуды и воздайте ему царские почести - ваше дело. Установите вместе с Шереметевым свои правила, а правила чудотворца отставьте - так хорошо будет. Как лучше, так и делайте! Вы сами знаете; делайте как хотите, а мне ни до чего дела нет! Больше не докучайте: воистину ничего не отвечу».

Кстати царь Иоанн Васильевич в письме к братии, как будто обращается к историкам, да  и всем нам: «А злокозненную грамоту, которую вам весной прислали Собакины от моего имени, сравните повнимательнее с моим письмом, а затем уже решайте верить ли дальше нелепицам».

«Да пребудет с вами и нами милость Бога мира и Богородицы и молитвы чудотворца Кирилла. Аминь. А мы вам, мои господа и отцы, челом бьем до земли».

Добавим, что если верить Карамзину, то царь Иоанн Грозный и этого Шереметева, оказывается, поджаривал на огне (конечно же подгребая угли царским посохом), пытаясь выведать где боярин спрятал свои сокровища. Но, благочестивый боярин, якобы успел все раздать нищим, и жадный тиран остался не с чем. Только непонятно, на какие деньги нищелюбивый боярин устраивал роскошные пиры и содержал в Кирилло-Белозерском монастыре целый двор с собственной поварней.

Казалось бы, все читают послания, написанные Государем Иоанном Васильевичем, они напечатаны во многих сборниках древнерусской литературы. Есть возможность, как предлагает Государь, «сравнить внимательно» его письма со «злокозненными грамотами». Но большинство, получив со школьной скамьи твердую установку, усвоили, что все в письмах царя  - «ханжество и лицемерие тирана». И многие историки продолжают,  не раздумывая, словно под гипнозом, верить всем, кто описывает царя Иоанна IV злобным и кровожадным чудовищем.

Я думаю, каждый православный человек, прочитав внимательно это послание, не может не почувствовать горячее сердце, глубокий и молитвенный настрой, и то истинное понимание смысла монашеского подвига, которым обладал Русский Царь.  И после этого сложно верить нелепицам о Государе Иоанне Васильевиче. Но, разумеется, решать, верить ли злокозненным нелепицам, или нет,  каждый из нас должен самостоятельно.