Шаги Командора

    Сюжет о Дон Жуане относится к тому, что наш известный литературовед А.Н. Веселовский в свое время обозначил как «бродячие мотивы» и «бродячие сюжеты». «Бродячий мотив», по Веселовскому – это «простейшая повествовательная единица», из которых складывается сюжет произведения. Происхождение большинства трудно установить, поскольку они фактически не признают национально-литературных границ, кочуя из одной литературы в другую. Поначалу такие мотивы живут в той части словесности, которая носит народный, неавторский характер, затем «осваиваясь» и авторской литературой, приобретая значительную сюжетную и содержательно-смысловую сложность. Однако основной исходный «каркас», на который нанизывается сюжет, остается, в общем, неизменным, не претерпевает значительных изменений. Для каждой эпохи различные мотивы получают наибольшее распространение. В наше время, например, необычайно популярна история графа Дракулы, составляющая основу многих вампирских легенд. Подсчитать количество книг и фильмов, в которых вполне реальное существование вампиров составляет реальную сюжетную основу, в наше время, пожалуй, и невозможно.
История же о Дон Жуане, в основе которой – известная севильская легенда, была особенно популярна в Европе на протяжении XVII – XIX веков, захватив и часть XX. Это история о возмездии. Интересно, что, по мнению ряда исследователей, никакой мистики в смерти одного из главных прототипов Дон Жуана – севильского аристократа дона Хуана Тенорио вовсе нет. Дон Хуан, известный соблазнитель и дуэлянт, пользовался полнейшей безнаказанностью, поскольку ему покровительствовал никто иной, как сам Педро, бывший на тот момент королем Кастилии. Поскольку добиться справедливости у «действующей власти» было невозможно, то монахи-францисканцы решили разобраться с греховодником самостоятельно. Когда дон Хуан, по обычаю пользуясь расположением короля, похитил дочь командора дона Ульоа, убив его самого, они ночью заманили его на кладбище, к могиле командора, назначив свидание от имени молодой и красивой женщины, убили его, а затем распустили слух, что он низвергнут в ад статуей. Вот и вся любовь, никакой мистики; вполне себе ренессансная такая история. (Происходило все вышеописанное в XIV веке). Помимо этой истории, которая сама по себе носит полулегендарный характер, у «Дон Жуанианы» есть и другие источники. Но дело вовсе не в них. Гораздо важнее, что творческая мысль множества писателей на протяжении веков была пристально прикована к истории севильского дворянина.
Кто же такой Дон Жуан, в чем, собственно, заключается совершенно особый характер его преступлений? Поскольку наша цель – вовсе не лекция по истории литературы, мы не будем дальше ссылаться на конкретные источники, исследуя различия между ними, за исключением немногих важнейших для нас авторов и произведений.
Дон Жуан – не просто сластолюбец и дуэлянт, убийца многих людей. Он именно богоборец, выражаясь словами знаменитого пассажа А.Ф. Лосева, носитель титанического ренессансного начала, и в этом все дело. Дон Жуан Байрона – это уже декадентское вырождение образа. Легенда гласит, что он особенно любил развлекаться тем, что соблазнял монахинь (что для строгой католической Испании является особенно тяжким грехом), причем целью его было вовсе не просто чувственное удовольствие (как для другого, не менее легендарного, хотя и вполне реального персонажа – Казановы), но именно душевное несчастье очередной соблазненной красавицы, лишение ее внутренней гармонии и покоя. (Пушкин отдаленно использует «монашеский» мотив: его Дон Гуан в «Каменном госте» вспоминает, как назначал свидание смертельно больной (!) девушке, в которой находил «странную приятность», в монастыре или близ монастыря). Он не просто герой-любовник, но именно, так сказать, разбиватель сердец. И даже Мольер, сильно смягчивший мрачные стороны легенды, говорит, что Дон Жуан, чтобы заполучить очередную женщину, частенько вступал с ней в законный венчанный брак, тем совершая глумление над церковным таинством.
И в ключевой истории с командором, составляющей, как понятно, основу всего сюжета, вовсе не блуд и убийство являются причиной столь страшного наказания. Мало ли людей вступают в незаконные связи с женщинами! Да и убийство Командора Дон Гуаном вовсе не было, например, засылкой наемных убийц в спальню к слабому и беспомощному старику, в нужный момент лишенному должной охраны. Командор был убит в честной дуэли, и сам Дон Гуан вполне мог бы оказаться на его месте…
Для нас, представителей и носителей русской культуры, естественным образом самой близкой вариацией на тему «дон жуанианы» является «Каменный гость» Пушкина, на текст которого мы теперь и будем преимущественно опираться.
С самого начала все действие окутано атмосферой смерти. Мир этой трагедии – это своего рода граница, граница двух миров, и главное преступление Дон Жуана (у Пушкина Дон Гуана) заключается не в том, что он делает в этом мире, а в том, как он относится к миру тому, миру иному. Именно отсутствие должного благоговения по отношению к мертвым, непризнание запретной метафизической границы переполняет чашу терпения Божия, «оживляет» статую, играющую роль палача. Это для кого-то, быть может, статуя Командора – воплощение безжалостного рока. Для нас, людей христианской культуры, совершенно понятно, что это никакой не рок, но наказание, исходящее от действия промыслительного, толчок которому дает сама свободная воля перешедшего черту, нераскаянного грешника.
Дон Гуан, конечно, бретер и любитель амурных похождений. Но у Пушкина он более всего любит свое главное развлечение – игры со смертью. (Мотив, характерный и для «Маленьких трагедий» в целом, см., например, «Пир во время чумы»). Мы уже упомянули смертельно больную девушку, которой он назначал свидание в монастыре или близ него. Убив Дон Карлоса, брата Командора, он тут же обращается с недвусмысленными намерениями к Лауре, его и своей любовнице, вызывая в той стихийное неприятие, хотя и минутное («Как? При мертвом?»). С Донной Анной он впервые сталкивается на кладбище, в усыпальнице ее мужа, прознав от монахов, что после убийства Командора это единственное место, где ее можно встретить. При этом у Пушкина также присутствует упомянутый выше мотив, характерный для легенды в целом – мотив недолжного, неблагоговейного заигрывания со священными смыслами и священными предметами: узнав от тех же монахов, что вдова не общается с мирскими, он, чтобы положить начало знакомству, переодевается монахом, используя монашескую мантию и клобук (или как это там называется у католиков?) для прикрытия своих нечистых намерений соблазнителя. Наконец, высшей точкой неприкрытого вызова, который он бросает Богу, является ключевой эпизод – приглашение статуи Командора к покоям Донны Анны, куда он явится на ею самой назначенное свидание, чтобы обольстить ее: убитый муж (который, по словам самого Дон Гуана, «верно, присмирел с тех пор, как умер») приглашается для того, чтобы охранять прелюбодейство своей вдовы со своим убийцей. Именно в этом, как мы уже указали, все усиливающемся от безнаказанности, вызове Небу, заключено главное преступление Дон Гуана, а вовсе не в блуде и убийстве как таковых.
Пушкин – великий гений; будучи писателем абсолютно светским, он обладал поразительной способностью постигать именно христианские смыслы в своей уникальной, не имеющей аналогов поэзии с помощью художественной интуиции. Пушкин заложил основы расцвета последовавшей за ним русской литературы, и многие художники последующих десятилетий на протяжении всей своей творческой жизни были заняты в основном тем, что разрабатывали, развивали в разных направлениях то, что у него было лишь намечено. Глубочайшее христианское содержание сюжета о Дон Жуане, увиденное и «прочитанное» гением Пушкина, было постигнуто в своей последней мистической, метафизической глубине другим величайшим гением русской поэзии – Александром Блоком. Поскольку стихотворение Блока сравнительно невелико по объему и крайне необходимо нам для анализа, не относясь к числу хрестоматийно известных текстов, позволим себе привести его целиком.

Материал сайта АМИНЬ