Пристяжные лжи

 

Об этой книге «Романовы. Подвиг во имя любви» уже рассказывалось в статье «Анатолий Степанов: Кого мы хотим обмануть?!». Отзвук чувства вины в нашей общей беде - в неоднозначном принятии обществом выводов 16-летнего расследования Царского Дела, слышен в этом скромном «мы» главного редактора РНЛ. Такую гражданскую позицию можно было бы принять, если бы в результате «труда» собратьев по цеху, справедливо считающих, что недоверие к выводам следствия в «незнании новых фактов и аргументов» (С.9), была бы увидена творческая неудача, вызванная недостатком информации или противоречивыми фактами. К рассматриваемому изданию, и это совершенно очевидно, этот случай не относится.

 

Первое же знакомство внимательного читателя с обложкой книги, стилизованной под картонный переплёт уголовного дела, удивляет целым рядом ошибок: инициал «А», вместо «Н» имени Соколова, который, к тому же, занял место А.Намёткина в графе «Началось».

 

Трудно понять причину изображения части названия книги «Подвиг во имя любви» в виде штампа - некоего привычного стереотипа (?), как и появление, не к месту, грифа «Совершенно секретно». Впрочем, в большей степени это относится к современному следствию, так и не представившего результаты работы по исторической экспертизе, которые не попали и в книгу, возможно, что благодаря этому, «спасительному», грифу. Читатели этой книги не дождались того, чтобы Царское Дело не закрывала тень секретов: достаточно их было на протяжении всех этих долгих лет тщательно скрываемой правды и открытой фальсификации.

 

Не приведены в книге повествования о «последних трагических днях земного пути восемнадцати представителей Дома Романовых», как и не сопроводил ссылками на архивные источники «Главный следователь Владимир Соловьёв... неизвестные подробности», не предъявил «засекреченные архивные материалы». «Выдержки из бесед с цареубийцами и экспертами, историками...» даны с купюрами, не позволяющими составить истинную картину происходящего. Только «около 400 уникальных фотографий» оправдывают все эти громкие обещания, сделанные в аннотации.

 

Притязание учредителя ИД «Достоинство» на звание этой книги, как «самого полного собрания материалов исследований «царского дела» - результатов титанического труда сотен учёных» (Указ. Соч. - С.9), не соответствует ни её объёму, ни содержанию. К тому же, в ней полностью отсутствуют ссылки на документы, в том числе и на «засекреченные архивные материалы» - всего того, что отличает «собрания материалов исследований» от беллетристики.

 

Читатель, заворожённый пафосными выступлениями и впечатлённый громкими должностными титулами и научными званиями лиц, в большом числе «зримо» представленных в книге, должен им поверить на слово. Это же относится и к интервью, которые дали главные должностные лица, с заранее оговоренным кругом вопросов.

 

Рядовому читателю эта сверхдорогая книга явно «не по карману», поэтому особенно лукаво звучит в аннотации: «издание адресовано широкому кругу читателей». Попасть к ним не было целью издателя, для которого главное - это «неизвестные подробности», под видом которых и подана та дезинформация, ради которой издана эта книга.

 

Несомненно, только одно - это дорогое, эксклюзивное «подарочное» издание, в основном, для тех, посвящённых в некие тайны той трагедии, и подоплёку её современного расследования: ведь недаром книга отпечатана в типографии Вероны, в Италии. Символично, что перекликающаяся с ней версиями и сообщениями «посвящённым», подобная книга на эту тему была издана в Англии и переиздана в Москве (Кинг Г., Вильсон П. «Романовы. Судьба царской династии». М. 2005).

 

У читателей, знакомых с материалами расследования, того, первого и современного, книга вызывает больше вопросов, чем отвечает на многие из них, этого, главенствующего в нашем сознании и в нашей будущности, Царского Дела. До сих пор общественность России не знакома с материалами, сопутствующими прекращению 15 января 2009 года уголовного дела N18/123666-93, возбужденного 19 августа 1993 года по факту обнаружения останков неопознанных лиц в окрестностях Екатеринбурга и выводами СКП по этому делу.

 

Может ли, в таком случае, данная книга претендовать на звание «самого полного собрания материалов...»? Как может определить РПЦ свою позицию по «екатеринбургским останкам», о чём её просит СКП, не зная мнения историков, учёных-исследователей, клира, прихожан и всего общества? Об этом нет в книге ни слова, как и о необходимости рассмотрения выводов следствия в судебном порядке.

 

Только тщательное судебное разбирательство, с привлечением независимых экспертов, историков, учёных может помочь нашему обществу с установлением истины в судьбоносном для него Царском Деле. Настораживает, сделанный составителями, ловкий ход в этом направлении: неизвестный, задававший вопросы С.В.Мироненко, представляя его читателям, говорит: «... вы главный эксперт по судебно-исторической экспертизе «царского дела», но первые вопросы о другом» (с.349).

 

Такого вида экспертизы в нашем судопроизводстве пока нет, но идея его позаимствована из известного на Западе прецедента. Слишком заманчиво это - сажать в тюрьму тех, кто, например, заявляет публично, что убийство Царской Семьи было организовано Свердловым с согласия Ленина, что на месте отдавал приказы Голощёкин, что руководил расстрелом Юровский, являющийся убийцей Царя и Наследника. Главное - озвучить эту идею, а законодательно закрепить - дело пусть и хлопотное, но не безнадёжное. И не такое свершали!

 

Ключевой в книге является глава «Расстрельный дом Диалог писателя Льва Аннинского со следователем Владимиром Соловьёвым». Оказывается, писателю со следователем «довелось не раз побывать в Екатеринбурге, Тобольске, Алапаевске... Разных лет дорожные беседы с ним составили это интервью». Когда же они приехали в Екатеринбург в первый раз? Л.Аннинский пишет, что это было уже в переименованном (1991г.) городе, «когда на месте Ипатьевского дома была пустота - как дырка в челюсти: зуб выбит... Были проекты: Дом восстановить. Или - храм построить, на крови. Ни на что не решились...» (С. 143).

 

Но, ведь «Пятого октября 1990 года почитатели Царской Семьи установили новый - металлический - крест, во время воздвижения которого произошло чудесное знамение. С неба в дождливую погоду упал яркий свет, проистекавший из воронки, образованной вращавшимися облаками» («ХРАМ-на- Крови во имя Всех Святых в Земле Российской Просиявших ЦАРСКАЯ ГОЛГОФА», Екатеринбург, 2007). Через пять дней горисполкомом было принято решение «установить памятный символ на месте расстрела Царской Семьи».

 

Креста Л.Аннинский не заметил. Не знал он и о чудесном знамении и о решении горисполкома, а возможно и знал, но рассказ об этом не вписывался в чудную нить его повествования. Чего стоит одна только эта метафора «дырка в челюсти» и многозначительный намёк «Урал вообще зубаст...», - эти голоса с того, чужого нам, берега.

 

В.Корн. Размышления над книгой «Романовы. Подвиг во имя любви» …Урал, действительно, «зубаст»: не вызвал расстрел царя (о расстреле всей Царской Семьи народ не знал) «большущий революционный подъём», как того хотелось бы чекисту И.И.Родзинскому (Плотников И.Ф. Правда истории. Гибель царской семьи. Екатеринбург. 2008. Т. II. - С. 145). «Расстрел последнего российского императора осложнил обстановку на Урале. Мятежи вспыхнули в Оханском, Осинском, Кунгурском, Красноуфимском, Чердынском и других уездах Пермской губернии, в ряде районов Уфимской, в Уржумском уезде Вятской губернии. Под влиянием эсеров и меньшевиков взбунтовалась не только мелкая буржуазия города и деревни, но и значительная часть среднего крестьянства. К мятежникам примкнули отдельные слои рабочих. Бунтовщики жестоко расправлялись с коммунистами, работниками государственных учреждений, их семьями» (Б. Романов. Монархические настроения и выступления после 1917 года. http://belrussia.ru/page-id-1177.html).

 

Издателями ставилась далёкая от исторической правды цель, ради которой и составлена, как некая конструкция, эта книга: взятки гладки с бесед со следователем в разные годы - ведь точка его зрения в течение 17-ти лет могла и поменяться.

 

Следует отметить прозорливый интерес Л.Аннинского к фигуре В.Соловьёва, который в 1991 году ещё не был следователем по этому делу. Да и сам литературный критик, до первой их встречи, не был отмечен в библиографии «Царского Дела», современный отсчёт которого начинается с апреля 1989 года. Первая его публикация по этой теме относится к осени 1993 г. и связана она с книгой Э.Радзинского: «Аннинский Лев. Наша беда остаётся с нами. К выходу книги Э.Радзинского о гибели царской семьи. Независимая газета. 25.09.1993». Следующую работу по этой теме («По Сеньке ли нынче шапка Мономаха. Монархия в России ХХI века - химера или реальность», Век. 23.06. 1997) он напишет только через четыре года. Почему литературный критик был выбран тогда, в далёком 1991 году, для диалога и сейчас, для проведения, главной в этой книге, беседы со следователем В.Соловьёвым?

 

Отметим и этот, рано определившийся, триумвират: Л.Аннинский - Э.Радзинский - В.Соловьёв и тот факт, что в 1993 году два последних стали в Царском Деле официальными лицами: один в качестве члена Правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора и членов его семьи, а другой - следователем, которому было поручено вести это уголовное дело. В назначении комиссии, в изучаемых ею вопросах уже тогда был заложен результат - принадлежность найденных на Коптяковской дороге останков к Царской Семье.

 

Но не только вопрос принадлежности останков является определяющим в установлении истины. Не менее важен ответ на другой вопрос: было ли убийство членов Царской Семьи и верных им до конца людей ритуальным убийством. Этот вопрос, наряду с другими, связан с установлением следствием состава убийц и главного из них - цареубийцы. Вот здесь то и ожидают читателя фальсификации - «неизвестные подробности», рассказать о которых и было главной задачей книги: ведь работа в этом направлении велась и продолжает вестись со дня 23 декабря 1918 г., когда в газете «Нью-Йорк Таймс» был опубликован рассказ К.Аккермана о событии 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге.

 

Царское Дело, по своему определению, по отношению к нему высвечивает нам многие моменты нашей (и не только!) общественной жизни и действующие на её сцене лица. К ним относится и Лев Аннинский, задававший в этом диалоге-интервью, протяжённостью в 17 лет, вопросы следователю В.Соловьёву.

 

Часть 2. Специалисты по диффамации

 

«Конечно, никто не вправе осуждать литературного критика за вопиющее незнание истории, но, садясь не в свои сани, он дезинформирует читателей, и об этом нужно сказать со всей определенностью», - справедливо указывал Ю.Баранов в статье «Просвета пока не видно» (http://hronos.km.ru/text/2005/bara1105.html).

 

Насчёт того, что «не в свои сани», следует заметить, что многочисленные сайты позиционируют Л.Аннинского, как энциклопедиста нашего времени: публицист, литературный и кинокритик, писатель, историк, философ, к тому же, телеведущий. Вырисовывается некая мыслящая глыба, говорящая исключительно афоризмами, а если начинает что-то пояснять, по его выражению - «промывать мозги», то берегись читатель психологических травм.

 

«Тобольские сторожа Николая в город не пускали - что, мучали? Да нет, скорее берегли: его на улицах прохожие могли бы прибить. И это Тобольск - что же говорить об Урале», - пишет Л.Аннинский в той статье «Наша беда остаётся с нами».

 

Сколько написано, в отличие от Уральской, о Тобольской ссылке и везде подчёркивается доброе отношение жителей города к Царской Семье, согласной провести в Тобольске все годы своей ссылки. Конечно, это относится ко времени, предшествующему приходу к власти в местном совете большевиков, фракцию которых в Тобольске возглавлял И.Я.Коганицкий. Это с его помощью главой исполкома становится чекист П.Д.Хохряков, посланный в Тобольск Голощёкиным, с подачи Свердлова - «куратора» по вопросу Царской Семьи (сам Коганицкий занял ключевой пост, став председателем Губчека).

 

Старая газетная ложь, раздуваемая платными борзописцами на страницах купленной прессы, о ненависти народа к Царю и, особенно, к Царице, перекочевала от февралистов к большевикам, а от них к современным «историкам» типа Э.Радзинского и Л.Аннинского, и к следователю В.Соловьёву. В качестве примера ненависти уральцев к Царской Семье, приводят встречу «разъярённой толпою, во главе с начальником вокзала», вероятно, лично отвечающего за её организацию, доставленных Яковлевым в Екатеринбург первых узников Ипатьевского дома.

 

Английские авторы упомянутой выше книги, которых никак не заподозрить в любви к Царской Семье, пишут о сочувственном отношении уральских рабочих, охранников Ипатьевского дома, к членам Царской Семьи. Это отношение обобщают слова одного из охранников: «После первых нескольких дней мы довольно быстро изменили отношение к императорской семье. Мы не могли примирить реальный образ семьи с тем, к встрече с которым нас готовили» (Указ. соч. - С.412). Да иначе и не могло быть, после того, как русские люди узнавали поближе Царскую Семью, и как верны слова Императрицы Александры Фёдоровны, продолжавшей верить в «хороших, только обманутых, русских людей».

 

Можно было не упоминать старую статью Л.Аннинского с двусмысленным названием «Наша беда остаётся с нами», если бы всё то, что было написано Э.Радзинским и восторженно повторено Л.Аннинским, не было, один к одному, «запротоколировано» следователем В.Соловьёвым в уголовном деле N18/123666-93. Разве только без этого, драматургического приёма, о «спасшихся Алексее и Анастасии», оставленного Э.Радзинским «на хлеб» собратьям по перу на Западе и его же, почти незаметного, утверждения о том, что приказ о расстреле Царской Семьи отдал Ленин (Николай II: Жизнь и смерть. М. 1997. - С. 414).

 

В той статье Л.Аннинского была, продублированная им со страниц книги Э.Радзинского («Я знал, что она меня оглушит, эта книга...»), ещё одна ложь: когда в конце 1916 года вся Россия уже отчётливо ненавидела императрицу, император, утверждает Радзинский, мог бы попробовать от неё избавиться. И далее, фраза из его книги: «У него оставался выбор: или она или трон. Он выбрал - её».

 

Оскорблением Государя Императора Николая II является сама постановка вопроса о том, что он мог «попробовать от неё избавиться». Одна из причин ненависти к Царю, всей этой либерально-масонской публики и большей части аристократии, была Его душевная чистота и высокая, христианская, мораль, незнакомая порочным людям, ищущих во всём личную выгоду.

 

Но каково это, самоуверенное - «вся Россия»! Вся, все, всё - любимы Л.Аннинским по причине лёгкой возможности усиления фразы и обобщении изрекаемого. «В России возможно всё. Да и было уже всё...», - из упомянутой ранее его статьи «По Сеньке ли нынче шапка Мономаха...»

 

Из всего того, что было в мировой истории, в России не «было уже всё», но была, впервые организованная в мировом масштабе, клеветническая компания по дискредитации Царской Семьи и, в первую очередь, Императрицы Александры Фёдоровны. Повторять сейчас эту ложь, зная цель тех, кто стоял у её истоков, могут только люди, ненавидящие Царскую Семью, Романовых, монархию, Царскую Россию и, вообще, Россию.

 

Перед Первой мировой войной, в ответ на усиление антисемитизма в США, Бнай-Брит (самая старая и одна из наиболее многочисленных еврейских общественных организаций) организовала Лигу борьбы с диффамацией. Основными целями Лиги были «борьба против антисемитизма во всех его проявлениях». В действительности же, в 1913 году эта Лига (борьбы с распространением порочащих сведений) была лишь легализована, а примером того, какими возможностями, прежде всего финансовыми, она обладала, является распространённая по всему миру клевета о еврейских погромах в России. Главным методом подавления «врагов еврейского народа» являлась изощрённая дискредитация неугодных Лиге лиц или организаций специалистами Бнай-Брит по диффамации, использующих финансовые возможности Бнай-Брит и широкую сеть связанных с ними газет. Ещё Наполеон говорил: «Я больше боюсь трех газет, чем ста штыков».

 

Клеветническая компания по дискредитации Царской Семьи началась в 1910 году с появлением первой статьи о Распутине, а в 1911 г. это была уже масштабная газетная компания, связанная, прежде всего, с именем масона Гучкова - «полукровка», по терминологии Л.Аннинского. Ещё надо назвать имя личного друга банкира Я.Шиффа, русского историка П.Н.Милюкова, бросившего провокационные слова с трибуны Государственной Думы: «Да разве не всё равно, господа, ради практического результата, имеем ли мы дело с глупостью или с изменой», намекая на премьера - «немца» Штюрмера. «Этого слова, как будто, только ждали... Упрощавшая молва в народе и в армии гласила: член Думы Милюков доказал, что Царица и Штюрмер предают Россию императору Вильгельму...» (Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. Белград. 1939. Т. II. - С. 214-216).

 

Впоследствии Милюков «признал, что у него никаких реальных данных не было», но дело было сделано, и точно рассчитанная провокация масонов сработала: с этой даты 1 ноября 1916 года начались практические шаги оппозиции по организации заговора против Царя.

 

Характерным примером продолжения распространения неправды о Царе является высказывание в книге «Романовы...» директора ГАРФ С.В.Мироненко: «Никто не отрицает, что он был добрый человек, прекрасный семьянин, патриот России. Он всегда желал добра своей стране, и не его вина, а его беда, что он оказался на этом месте в такой ответственный час и не смог соответствовать реальной политической обстановке» (С. 349).

 

Спасибо историку С.В.Мироненко, что он отнёс русского Царя к «патриотам России», но ему, вероятно, не известно признание П.Н.Милюкова, сделанное им после революции: «Мы знали, что весной (1917 г. - В.К.) предстояли победы Русской армии. В таком случае престиж и обаяние Царя в народе сделались бы настолько крепкими и живучими, что все наши усилия расшатать и свалить престол Самодержца были бы тщетны. Вот почему и пришлось прибегнуть к скорейшему революционному взрыву, чтобы предотвратить эту опасность». Вот какой вывод из этих слов делает Н.А.Короленко, приведший их в статье «Гробница в Петропавловском соборе»: «... враги Царя знали о его способностях, в том числе и полководческих, больше, чем люди из его окружения» (http//www.rusvera.mrezha.ru/568/6.htm).

 

Может ли историк, с таким тенденциозным «набором» знаний о Государе Императоре Николае II, быть главным экспертом по судебно-исторической экспертизе Царского Дела? Что уж тут говорить о псевдоисториках типа Л.Аннинского, Э.Радзинского?

 

Враги Николая II, а значит и враги России, не являющиеся истинно верующими людьми, не могли простить Государю, и не прощают до сих пор, Его искренней любви к Богу, России и к её простому народу.

 

Вот пример современного человека, писателя, который считает себя «религиозным человеком» и знает «что есть Бог», чтобы показать «видение» им, историком, «до смешного», Божественного промысла.

 

«Программа «Познер» с Эдвардом Радзинским» 2 февраля 2009 г. (фрагмент):

 

В.ПОЗНЕР: Скажите, Вы религиозный человек?

 

Э.РАДЗИНСКИЙ: Да, я религиозный человек и всегда был религиозным человеком.

 

В.ПОЗНЕР: Вы разделяете религию и церковь, или для Вас это одно и то же?

 

Э.РАДЗИНСКИЙ: Нет, я разделяю для себя религию и церковь.

 

В.ПОЗНЕР: Но когда Вы говорите, что Вы религиозный человек, это как надо понимать?

 

Э.РАДЗИНСКИЙ: Это надо понимать, что я абсолютно знаю, что есть Бог, и все время вижу его чертеж, его движение в истории. И каждый раз до смешного - я вижу, как он управляет историей...».

 

В заключение программы:

 

«В.ПОЗНЕР: Марсель Пруст. А каким представляется Вам абсолютное горе?

 

Э.РАДЗИНСКИЙ: Это помрачение разума».

 

«Историк, пишущий об истории», пытавшийся написать о Православном русском Царе и не понимающий главного в состоянии души религиозного человека - любви к Спасителю, обречён на «абсолютное горе» в своей гордыне поставить себя наравне с Богом.

 

Часть 3. «Так что проверяли мы и «германский», и «еврейский» след...»

 

История заметания следов Екатеринбургского убийства, во всяком случае, та, что известна миру, моложе этого злодеяния меньше, чем на полгода. Как уже отмечалось, в конце декабря 1918 года, в газете «Нью-Йорк Таймс», был опубликован, разведчиком и журналистом, по совместительству, К.Аккерманом, по существу пересказ, так называемого, «Отчёта Парфёна Домнина», под именем которого был выведен царский камердинер Т.И.Чемодуров.

 

Сам факт, что мир узнал о гибели «бывшего русского царя» из газеты, принадлежащей Я.Шиффу и то, какие это были сенсационные «неизвестные подробности», выдают с головой организатора первой попытки фальсификации убийства Царской Семьи.

 

Рукопись этого «Отчёта Домнина» была передана американскому консулу в Екатеринбурге Палмеру из местного монастыря, где П.Домнин якобы жил после того, как покинул дом Ипатьева. Дата, когда это произошло не указана, но в декабре 1918 года «Отчёт Домнина» был направлен в Вашингтон, где «он и хранится до сих пор в отделе разведки», - пишет Ш.МакНил (Секретный план спасения царской семьи. М. 2006 - С. 266). К сожалению, эта рукопись, являющаяся историческим документом, не попала в тот «пласт источников», который, по словам главного эксперта С.В.Мироненко, был «поднят».

 

Временная пауза в пять месяцев, необходимая для создания этого «Отчёта», затронутые в нём факты, «Приложение» от Исторического общества, а также стилистическое сходство с «Запиской» Юровского - всё это указывает на авторство историка-фальсификатора М.Н.Покровского. «Профессор с пикой» зарабатывал, переправляя на Запад, через свою жену, работавшую в советском посольстве в Швейцарии, «бумаги Романовых», пока Свердлов не перекрыл ему к ним доступ, поручив контроль своему человеку - Л.С.Сосновскому.

 

«Покровский... вот истинно позорное имя в русской истории и позор для школы московских русских историков», - писал о нём историк и археолог, академик Ю.В.Готье. (Чернобаев А.А. Профессор с пикой или три жизни историка М.Н.Покровского. М. 1992. - С. 5). Ленин часто приглашал Покровского в Кремль, присутствовал он и 20 февраля 1918 г. на заседании Совнаркома о подготовке «следственного материала по делу Николая II и переводе его из Тобольска».

 

В «Отчёте» обрисованы жестокий «председатель Совета» и, выполняющий его приказы, ироничный, улыбчивый «комиссар охраны» (так его иногда называет в своём дневнике Императрица Александра Фёдоровна). Именно «председатель Совета» уводит Царя на расстрел «группой красноармейцев, состоящей из двадцати человек». «Комиссар охраны», наоборот, человек, к которому Царь обращается «дорогой», а он отвечает с улыбкой, шуткой, хотя и злой: «Ничего не случится до самой смерти».

 

То, о чём сейчас идёт спор между следствием и его оппонентами, уже было отражено в «Отчёте»: судьба Царя была решена на заседании «Уральского Совета рабочих, казаков и красногвардейских депутатов», которыми «он подозревается в том, что собирался бежать к белочехам, которые продвигаются к Екатеринбургу...». Как и в официальном сообщении в «Известиях» 19 июля 1918 г.: «Жена и сын Николая Романова отправлены в надёжное место», в «Отчёте» сказано, что их «сразу увезли неизвестно куда».

 

Интересен эпилог «Отчёта», в котором приведена заметка из Челябинской газеты «Утро Сибири»: «На расстоянии 10 вёрст от Екатеринбурга, 30 июля, как заявляла газета, была найдена куча пепла, оставшаяся от сгоревшего дома, в которой были найдены металлические вещи, принадлежавшие семейству Царя, а также сожженные тела членов семьи Романова».

 

В эпилоге пишется также, что «казнь Николая Романова произведена в соответствии со специальной правительственной декларацией. Все его бумаги были конфискованы».

 

Имя цареубийцы впервые было сообщено миру в книге Н.А.Соколова, где приведены показания охранника Ф.П.Летемина, в которых он передал слова видевшего расстрел А.Стрекотина: «Стрекотин мне объяснил, что на его глазах комендант Юровский вычитал бумагу и сказал: «Жизнь ваша кончена». Царь не расслышал и переспросил Юровского, а Царица и одна из дочерей перекрестились.

 

В это время Юровский выстрелил в Царя и убил его на месте, а затем стали стрелять латыши...».

 

В Советском Союзе книга Н.А.Соколова «Убийство царской семьи» была издана в 1990 году (подписана к печати 10.10.1990 г.), а за полгода до этого события, 20 мая 1989 г., в журнале «Огонёк» (N21) начал печататься цикл статей Э.Радзинского «Расстрел в Екатеринбурге». В первом же номере «Огонька» была напечатана «Записка», названная Э.Радзинским, как «рассказ главного участника событий Я.М.Юровского», в котором говорится: «Николай был убит самим комендантом наповал».

 

Но, уже в следующем номере «Огонька» (N2, 1990 г.) появилась первая попытка отобрать «лавры» цареубийцы у Юровского. Прозвучала она в рассказе Э.Радзинскому сына Медведева (Кудрина), историка-архивиста М.М.Медведева, о его беседе с Г.П.Никулиным в 1964 г., во время записи в Радиокомитете его и И.И.Родзинского воспоминаний. «Я, - продолжал Медведев, - спросил Никулина: расстрел начался с залпа или это была беспорядочная стрельба? Никулин ответил: «Беспорядочная стрельба». Тогда я спросил его: «Кто сделал первый выстрел?» Он ответил: «Ваш отец Михаил Александрович Медведев. Он выстрелил первым и убил царя»«. Каким образом и когда началась переписка с М.М.Медведевым, а затем и личные их встречи, Э.Радзинский не сообщил, но более полное содержание беседы в Радиокомитете «он узнал от лица, пожелавшего остаться неизвестным».

 

Теперь, после опубликования записи той беседы, мы знаем, что Г.П.Никулин не только не подтвердил «приоритет» Медведева (Кудрина), но и опроверг его утверждение о «первом выстреле». Тогда-то и возникла необходимость в «свидетельстве» А.Г.Кабанова, о существовании которого М.М.Медведев узнал от Г.П.Никулина во время тех «бесед».

 

Не менее интересна и история пистолетов, владельцы которых, Юровский и Медведев (Кудрин), начали борьбу за «первенство» к 10-ой годовщине Октябрьского переворота, в 1927 году. Именно в том году Троцкий был снят со всех постов, а его сторонники, в том числе, Белобородов и Сафаров, были вынуждены капитулировать перед Сталиным. Медведев (Кудрин), так радостно обнимавшийся с Белобородовым, почувствовав реальную опасность, решил заручиться «заслугой» в личном убийстве Царя, понимая, что такой человек не может быть подвергнут репрессиям. М.М.Медведев рассказывает Э.Радзинскому: «Кстати, свой браунинг он сдал потом в Музей Революции... Он и сейчас находится в Музее Революции, «тот самый браунинг»...» («Огонёк», N2, 1990).

 

Напомнить о своём «приоритете» решил и Юровский, который в 1927 году пишет, от своего и Г.П.Никулина имени, заявление директору Музея Революции: «... считаю необходимым передать музею для хранения... кольт номер 71905... и маузер за номером 167177... из кольта (в книге, на с. 159, сказано: «Пистолет системы Маузер» - В.К.) мною был наповал убит Николай, остальные патроны одной... обоймы кольта, а также заряжённого маузера ушли на достреливание дочерей Николая...» Заявление подписано Я.М.Юровским и Г.П.Никулиным.

 

Заявления Медведева (Кудрина) в Музей Революции Э.Радзинский не нашёл, что свидетельствует об очередной фальсификации приоритета «видного чекиста». Не вяжется этот его поступок и с тем, что «у него была сугубо личная причина «не высовываться»: Медведев боялся, что выяснится его настоящая фамилия». Тут Л.Аннинский задаёт В.Соловьёву вопрос на свою, «болезненную», тему: «Неужели Рабинович!?» Следователь, уже прошедший по «еврейскому» следу, не поддаётся на эту, пусть и в шутливой форме, но явную провокацию: «Кудрин. Потому что именно под фамилией Кудрин его в ранние закавказские годы знал Сталин. Лично» (С. 161).

 

Э.Радзинский, вместе с М.М.Медведевым, стоял у истоков фальсификации - замены цареубийцы Юровского на лжецареубийцу Медведева (Кудрина). С присущим ему драматургическим приёмом - наиграно-взволнованным пафосом, он подводит итог рассказу сына чекиста, своего коллеги - историка-архивиста (какой счастливый случай!): «Если всё это действительно так, значит, в своей «Записке» Я.М.Юровский приписал себе пулю, убившую царя! Что ж, для него эта пуля была исторической миссией, желанная высокая честь. «Честь расстрела» - новое понятие новой эпохи...» («Огонёк», N2, 1990). Эту версию, более основательно, Э.Радзинский развил в книге «Николай II: Жизнь и смерть».

 

Что на самом деле скрывается под «исторической миссией» Э.Радзинского остаётся только догадываться, но известно, что «идейным революционером» Юровский никогда не был. Вернувшись в Россию с большими деньгами после поездки за границу, он зажил «барином», преуспевающим дельцом, как пишет о нём, хорошо изучивший его биографию, Я.Резник в повести «Чекист» (Свердловск, 1972).

 

В том диалоге Л.Аннинский - В.Соловьёв, следователь, в связи с темой «ритуального убийства», говорит: «Мы поднимали личные дела людей, выносивших решение о расстреле и принимавших в нём участие. Выясняли национальность, религиозную принадлежность, весь путь этих людей от рождения до смерти» (C.199). Возможно, хотя и маловероятно, что следствию удалось узнать подробности пребывания Юровского в США и Германии, а также происхождение его первоначального капитала, о котором говорил его брат, но достоянием общественности эти сведения не стали. Более того, обнаруженные многочисленные факты намеренной фальсификации содержания документов, свидетельствуют о том, что истинные факты, добытые следствием и противоречащие версиям следствия, могли быть скрыты.

 

Английские авторы в своей книге пишут: «Яков Юровский, последний комендант Дома особого назначения, создал пять вариантов собственной биографии...» (С. 44). Нашли они и следы пребывания Юровского в Германии: «Оказавшись в Берлине, Юровский сперва работал часовщиком, а затем... устроился в одну из берлинских фотостудий... стал опытным фотографом, наделённым особым даром композиции и видением предмета...» (С. 449). Юровского готовили к подпольной деятельности в России, где этот «дар» ему пригодился, например, в Томске при изготовлении фальшивых паспортов бежавших из ссылок в Сибири. Там же, указывается на тот факт, что находясь в ссылке в Екатеринбурге, Юровский, открывший там собственную фотостудию, по «отзывам одного екатеринбуржца, близко знавшего его... «вёл дела с далёкими странами, например, с Германией и Америкой»« (С. 449).

 

К сожалению, издательство «Эксмо», выпустившее эту книгу, не привело перечень ссылочных источников «около 500 не публиковавшихся прежде документов», как сказано в аннотации. Попытки автора данной статьи найти английское издание этой книги, в том числе, в самой редакции, не увенчались успехом. Был бы глубоко признателен тем читателям, которые смогли бы прислать в редакцию РНЛ приложение с этим перечнем в английском издании книги.

 

Неправдой является, в ответ на вопрос Л.Аннинского нашли ли «еврейский след», утверждение В.Соловьёва, связавшего этот «след» и «ритуальное убийство: «Выясняли... весь путь этих людей от рождения до смерти». Однако, следствие ограничилось только тем, что «поднимали личные дела людей, выносивших решение о расстреле и принимавших в нём участие» (С.199).

 

Это относится не только к биографии Юровского, но и к биографии Ф.Голощёкина, партийное имя которого - Филипп, некоторые историки выдают за подлинное, отрицая его еврейское происхождение. Что известно о жизни Голощёкина в Витебске, оплоте хасидов, где он учился в гимназии, а потом работал? В Энциклопедическом словаре Русского библиографического общества Гранат «Деятели СССР и Октябрьской революции», в трёх сводах которого присутствуют 244 деятеля, куда менее «заслуженных», чем Голощёкин, его биографии нет. А.Белобородов включён в почётный I свод, а П.Войков - в III, но кто они по сравнению с членом ЦК РСДРП(б) и Петроградского РВК Голощёкиным?! Ничего не известно и о его личной жизни, кроме показаний бывшего наркома Н.И.Ежова, порочащих «старого большевика» Голощёкина в «нетрадиционной сексуальной ориентации».

 

В книге «Романовы...» следователь В.Соловьёв развивает новую тему: «По-видимому, у Голощёкина был дурной характер», ссылаясь на характеристику, данную ему Свердловым. «Он стал форменным неврастеником и становится мизантропом...», - пишет общительный «хулиган Яшка» в письме к жене (ссылка на документ, как всегда, отсутствует). «Вот такой «симпатичный человек» приехал к «друзьям» Ленину и Свердлову «порадеть за человечков», позволить ему угробить Царскую семью на «благо пролетариата»«, - делает вывод В.Соловьёв (С. 150).

 

Не слишком ли всё так просто? Во-первых, почему Голощёкину больше надо это «благо пролетариата», чем признанным его «вождям», а, во-вторых, в сибирской ссылке не один Голощёкин «портится, создаёт сам себе невыносимые условия существования», как пишет Свердлов. Ничто человеческое было не чуждо и «товарищу Филиппу», не надо на него наговаривать: годы ссылки остались позади, сейчас его время весело жить и он, после возвращения из Москвы, отправляется на пикник в лесу сотоварищи и «девицами». Этот пикник не раз вспоминал следователь В.Соловьёв, отстаивая невиновность Ленина и Свердлова в пролитии крови Царской Семьи.

 

Если следствие признаёт связь «ритуального убийства» и «еврейского следа», то присутствие последнего явно прослеживается в семизвенной цепочке от Москвы до Екатеринбурга: Свердлов - Голощёкин - Коганицкий - Войков - Родзинский - Зиновьев - Юровский.