Муретов Митрофан Дмитриевич (1850-1917), рус. правосл. экзегет и патролог. Род. в Рязанской губ. в семье сел. священника (впоследствии иером. духовника моск. Данилова м-ря). Окончил Рязанскую ДС, поступил в МДА (1873), где еще в студенч. годы специализировался по греч. языку и НЗ. В этот период он написал первый вариант фундаментального труда о Филоне. Большое влияние на М. оказал Кудрявцев-Платонов. В 1877 М. окончил МДА и был направлен преподавателем греч. языка в Тамбовскую ДС, но вскоре был переведен в Вифанскую ДС близ Серг. Посада, где вел курс НЗ. Тогда же им была задумана апологетич. работа «Главные типы новейшего отрицания Евангелия». Однако цензура приостановила ее печатание из-за объективного изложения теории отрицательной критики. Позднее отд. части книги были изданы, но, по словам прот.Флоровского Г., они опоздали на пятнадцать лет. В 1878 М. — приват-доцент МДА по каф. Свящ.Писания НЗ. В 1885 М. получил степень магистра за исследование о Филоне Александрийском, а в 1893 — степень доктора за работу о ветхозав. Храме и был назначен проф. академии. В 1906 он исполнял должность инспектора МДА; в 1910 вышел в отставку, но сохранил связи с академией, продолжая участвовать в ее жизни, читать лекции. Кроме новозав. исследований, М. занимался переводом святоотеч. письменности, составил первое научное жизнеописание прп.*Максима Исповедника. Современники вспоминают о М. как о человеке огромной учености, предельно скромном, всецело погруженном в научную работу. Его заслуги были высоко оценены: он был избран почетным членом СПб.ДА, КДА и Каз.ДА.
В работе «Философия Филона Александрийского в отношении к учению Иоанна Богослова о Логосе» (М., 1885) М. показал, что взгляды александрийского мыслителя послужили «предуготовлением к христианскому теизму». В то же время он подчеркнул, что сходство между учением о Логосе у Филона и Иоанна Богослова лишь внешнее. «Иоанновская идея самооткровения Божества в Своем Логосе у Филона переходит в пантеистическо-стоическое понятие саморазвития всеобщей субстанции... личность Логоса у него понимается в смысле тварно-служебного духа, удаленного от Божества».
Обширными «пролегоменами» к экзегетич. трудам М., посвященным гл. обр. Евангелию, является цикл его работ по истории новозав. критики. Одной из характерных особенностей этих историографич. обзоров является интеллектуальная честность автора. Напр., подвергая уничтожающей критике «Жизнь Иисуса» *Ренана, он подробно останавливается на ее лит.-художеств. достоинствах. В отличие от мн. зап. авторов М. отчетливо сознавал, что историческая критика и др. виды критики сами по себе не в состоянии решить вопрос о вере. Он указывал на знаменательный факт, что вера и неверие всегда противостояли друг другу и библ. критика ничего не может изменить. «Как многочисленные и разнообразные возражения против подлинности и достоверности Евангелия нисколько не поколебали веры в него у истинных христиан, так и наоборот — вера в подлинность и достоверность Евангелия совсем не гарантирует веры в само Евангелие». Внутреннее убеждение является первичным. Отрицат. критика берется за свою работу, уже утвердившись в своем отрицании; для христианина же «вера — зерно (горчичное), а наука — разработка уже готовой почвы и уход за уже посеянным зерном-растением».
В плане исагогическом М., отдавая должное различным гипотезам, считал, что наиболее простым и убедительным решением синоптич. проблемы является взаимозависимости теория. В частн., он подчеркивал важность того факта, что Евсевий Кесарийский не знал никаких «подлинно-апостольских перво-записей».
Общие очерки о Евангелиях, написанные М., при всей их научно-историч. обоснованности, гл. внимание сосредотачивают на духовно-богосл. содержании НЗ. Его коммент. на Нагорную проповедь в ст. «Ев. по Матфею» (БВ, 1899, № 4, 5) «по богатству идейного содержания и по возвышенности его стоят многих и стоят несравненно выше многих подобных комментариев» (архиеп. Иларион Троицкий).
Две работы М. посвятил теме «Иуда предатель» (ПО, 1883, № 8; БВ, 1905, № 7-8, 1906, № 1). Он отверг распространенное мнение, будто мотивом преступления Иуды было только сребролюбие. Причиной трагедии Иуды М. считает «полное разочарование в Иисусе, утрату веры, любви и уважения к Нему, и вообще нравственный перелом во всем внутреннем настроении Иуды по отношению к некогда любимому и уважаемому Учителю». В очерке «Вопрос Крестителя и ответ Господа» (ПО, 1883, № 11) М. приходит к выводу, что «если держаться прямого буквального смысла евангельских повествований, основание вопроса мы должны искать прежде всего в душе самого Иоанна».
Десятки других исследований и статей М. посвятил частным аспектам еванг. истории. Он рассмотрел богосл. смысл родословных списков в Мф и Лк («Родословие Христа», М., 1904), обосновал правильность уточнения даты Рождества, к-рое совершилось за неск. лет до общепринятой христ. эры («В каком году родился Господь наш Иисус Христос», ПрТСО, 1885, ч.35), предложил свою дату появления вифлеемской звезды. В своей работе М. чуждался скороспелых гипотез, предпочитая держаться древнецерк. преданий, к-рые он обосновывал средствами историч. критики.
