По происхождению — татарин. В 1966-м окончил философский факультет МГУ, затем аспирантуру. Защитил кандидатскую диссертацию в Институте философии по теме «Системный анализ механизма изменения социальной организации». 15 лет работал старшим научным сотрудником во Всесоюзном научно-исследовательском институте системных исследований Академии наук.
Окончил Московскую Духовную Семинарию, а затем Московскую духовную Академию. Защитил диссертацию на степень кандидата богословия.
Преподавал в Московской Духовной Семинарии основное богословие и в Духовной Академии — Священное Писание Ветхого Завета.
В 1990 году рукоположён в диакона, в том же году — в священника. Служил в храме св. равноапостольного князя Владимира в Старых Садех, святителя Николая Чудотворца в Хамовниках, Ивановском монастыре.
С 2003 года — насельник Сретенского монастыря.
Беседа с иеромонахом Иовом (Гумеровым) о пастырском служении
— Отец Иов, расскажите, пожалуйста, как вы стали священником?
— Священником я стал по послушанию. Сначала я был обычным прихожанином. Вся наша семья воцерковилась 17 апреля 1984 года. Хорошо помню: это был Великий Вторник. Потом я стал духовным чадом иерея Сергия Романова (сейчас он протоиерей). Он и возложил на меня послушание священнослужения.
Когда я крестился и стал православным христианином, передо мной открылся особый мир, в который я вошел с великой радостью и надеждой. Исполнение того, что мне говорил духовный отец, было для меня аксиомой. По прошествии пяти лет после начала моей жизни в Церкви отец Сергий однажды мне сказал: «Вам надо преподавать в Духовной Академии». Это было для меня совершенно неожиданно. Преподавание в Духовной Академии казалось настолько не похожим на мои тогдашние научные занятия, что даже мысль об этом ни разу не приходила мне на ум. Сейчас я не сомневаюсь, что это соответствовало воле Божией, Его замыслу обо мне.
А потому все и устроилось без каких-либо препятствий. Я встретился с проректором Московской Духовной Академии и Семинарии — профессором Михаилом Степановичем Ивановым, который, предложил мне курс под названием «Христианство и культура». Он попросил написать программу. В назначенный день мы вместе с ним пришли к владыке Александру (Тимофееву) — тогдашнему ректору академии. Видимо, решение им уже было принято, поэтому беседа была недолгой. После нескольких вступительных фраз он взглянул на листочки, которые были у меня в руках, и спросил: «А что это у вас?» Я сказал: «Это программа курса». Он взял листы, положил палец на какой-то строчке и спросил, как я понимаю данный вопрос. Я сразу ответил, и это его удовлетворило. Вопросов больше у него не было. Повернувшись к Михаилу Степановичу, с присущей ему энергичностью владыка сказал: «Готовьте на Совет». Так я стал преподавателем Духовной Академии, никогда не стремясь к этому.
При владыке Александре было обязательное требование: преподаватели, пришедшие из светских институтов и не имевшие духовного образования, должны были экстерном окончить Семинарию, а затем Академию. Семинарию я закончил в мае 1990 года, а экзамены за Академию сдал в следующем учебном году. Осенью 1991 года защитил диссертацию на степень кандидата богословия. С сентября 1990 года я стал преподавать в Академии Священное Писание Ветхого Завета, а в Семинарии — Основное богословие.
В конце мая 1990 года отец Сергий Романов сказал, что мне надо подавать прошение о рукоположении в диакона. Я вновь без всяких колебаний и сомнений ответил: «Хорошо». В ближайшее время после этого я встретил в коридоре архиепископа Александра и попросил принять меня. Он спросил: «По какому поводу?» — «По поводу рукоположения». Он назначил день. Когда я пришел, он сразу же без вступительных слов произнес: «В день Святой Троицы». Затем прибавил: «Приезжайте дня за три. Поживите в Лавре. Помолитесь».
В сентябре начался второй год моего преподавания в Академии. Отец Сергий говорит, что пора подавать прошение на священника. И я с той же готовностью согласился. Прошло некоторое время. И вот однажды (это было в субботу около полудня) мне позвонил проректор по воспитательной работе, архимандрит Венедикт (Князев). Он сказал: «Приезжайте сегодня на всенощное бдение, завтра вас уже рукополагают». Я сразу же собрался и поехал. В воскресенье, в неделю перед Воздвижением, между двумя великими праздниками (Рождества Пресвятой Богородицы и Воздвижения Креста Господня) — 23 сентября, меня рукоположили. Так я по послушанию стал священником. Я вижу в этом волю Божию. Своей я не прилагал.
— Как получилось, что вы пришли в Церковь из неправославной семьи? Ведь это тоже имело большое значение для вашего последующего пастырского служения.
— Я думаю, что самое большое влияние на меня оказала мама, которая крестилась в старости, но по устроению души (любвеобилию, желанию жить со всеми в мире, отзывчивости ко всем) была всегда очень близка к христианству внутренне. Она не упускала ни одного случая сказать нам какое-нибудь ласковое слово. Это была ее потребность. Она никогда не ругала нас. Уже в старости рассказала мне, что ей это запретила ее мать, моя бабушка. Мы должны были уехать, поскольку папу часто переводили в разные города. Когда бабушка последний раз виделась со своей дочкой, она сказала: «Об одном прошу — не бей детей и не ругай. Если ударишь хоть раз даже по руке, мое материнское благословение отойдет от тебя». Но мама никогда и не сделала бы так: она на это была просто неспособна.
Мама моя родилась в 1915 году в Урде Астраханской губернии. Она рассказывала, что, когда она была отроковицей, ей приходилось регулярно водить в церковь одну старушку. Вероятно, это была соседка.
Родители мамы по нравственному складу не были типичными мусульманами, каких мы знаем из жизни и книг. Бабушка Зайнаб и дедушка Хасан даже (пусть и своеобразно) принимали участие в празднике Пасхи. У бабушки был ящичек с земелькой. В нем она заранее высеивала траву и клала туда крашеные яйца. В день Пасхи они шли поздравлять своих православных знакомых. Ведь город, где они жили, был со смешанным населением.
Маме было семь лет, когда ей послано было особое испытание. И она оказалась способна на жертвенную любовь. Ее отец Хасан заболел. Кажется, это был тиф. Когда обнаружили у него признаки смертельной болезни, ему построили на огороде шалаш, чтобы он лежал там. Это была суровая, но необходимая мера, чтобы сохранить от болезни остальных членов семьи (у него было шесть детей). Так как за ним нужен был уход, то было решено, что моя мама будет жить в шалаше, кормить его и ухаживать за ним. Приносили и ставили в определенное место еду. Мама брала и кормила отца, стирала одежды, переодевала. Она была достаточно взрослой, чтобы понимать смертельную опасность болезни и сознавать, что ее ожидало. Однако она не отказалась от этого и не убежала, а проявила ту жертвенность, которая всегда ее отличала. Отец умер, а ее Господь Бог сохранил, хотя жили в одном шалаше и близко общались.
С того времени между нею и ее покойным отцом установилась особая связь, благодаря которой она несколько раз избежала смерти. В войну, когда мы с братом (он старше меня на два года) еще были совсем маленькими, в Челкаре, где мы жили, вспыхнула эпидемия тифа. Были устроены бараки для больных. К несчастью, у мамы в это время появилась какая-то болезнь. Поднялась температура. Участковый врач потребовала, чтобы она перешла в барак для больных. Мама отказалась. Сказала, что там она заразится и умрет, а ее малолетние дети не выживут. Так как мама решительно отказывалась, то участковый врач несколько раз предупреждала, что приведет милиционера. Но она все равно не соглашалась, и та сделала последнее предупреждение: «Если сегодня не ляжете, то завтра утром приду с милиционером». Ночью мама спать не могла. Она ожидала, что утром произойдет непоправимое. И вот, когда она находилась в самом тревожном состоянии, явился ее отец и сказал: «Иди на опытную станцию. Тебе поможет профессор…» Фамилию, к моему великому огорчению, я не запомнил. Явление было настолько значимым, что мама, несмотря на ночь (а идти надо было несколько километров), пошла. Это была Приаральская опытная станция Всесоюзного института растениеводства, которую организовал академик Николай Иванович Вавилов. Она находилась в песках Большие Барсуки в Челкарском районе. Там работало немало ссыльных специалистов. Мама нашла дом профессора, которого все в Челкаре знали. Работать по специальности врача он не мог, потому что был ссыльным. Однако к нему неофициально люди, конечно, обращались. Мама разбудила его. Он проявил доброту и внимание. Сразу же оценил ситуацию и на свой страх и риск поставил диагноз. Тифа он у мамы не нашел. Написанное им заключение не имело силы справки, но так все Господь устроил, что оно защитило маму. Когда утром пришли врач и милиционер, мама протянула бумагу от профессора. Участковый врач посмотрела и сказала: «Ладно, оставайтесь».
Мама мне неоднократно рассказывала эту удивительную историю, в которой так очевидно проявилось действие Божественного Промысла. Она говорила, что отец несколько раз являлся ей и подсказывал то или иное решение, когда над ней была угроза гибели.
Рассказанная мною история для кого-то покажется невероятной, и к ней можно отнестись с недоверием. Но ведь «невероятным» нужно признать и то, что из всех шести детей Хасана одна моя мама стала христианкой — причащалась, соборовалась. Она дожила до рукоположения в диакона старшего внука Павла (сейчас он уже священник). Я послал ей фотографию, где он сфотографирован с нами в день хиротонии во дворе Лавры. Потом, когда я разговаривал с ней по телефону, она сказала: «Солидно!» Сейчас два внука священника и сын священник постоянно поминают ее на Литургии.
Кто-то может сказать, что она потому пришла к христианству, что православным священником стал ее сын. Это поверхностное объяснение. Его главный недостаток в том, что переставлены местами причина и следствие.
Несомненно, сам я пришел к христианству исключительно благодаря тому воспитанию, которое она мне дала. Ее нравственное влияние на меня было решающим.
— А что еще способствовало вашему приходу в христианство, которое произошло еще в советские годы?
— Русская и европейская культура. С детства мое образование и воспитание проходили в культуре, которая генетически связана с христианством: русская и западноевропейская литературная классика, живопись, история. Поэтому в годы зарождения моей религиозности передо мной не стояла проблема выбора. Для меня невозможна была никакая религия, кроме христианства. Помню, еще в конце 60?х годов я носил нательный крест. Не могу вспомнить, как он у меня оказался. Это был обычный церковный крест из светлого металла с изображением распятого Спасителя и надписью «Спаси и сохрани». Носил я его настолько долго, что изображение частично стерлось и стало едва заметным.
Когда я думаю о моем пути к христианству, то прихожу к мысли, которая для меня очевидна: к вере меня вел Господь Бог. Он не только действовал через маму, которую тоже с детства готовил к христианству, но и хранил меня.
Я был порой неудержимо активным. По этой причине несколько раз оказывался в лапах смерти. Но Господь сохранил меня. На всю жизнь запомнился такой случай. Недалеко от нас был трест «Зеленого строительства». Войти на его территорию можно было через огромные металлические решетчатые ворота. Перед входом была глубокая лужа. В какой-то момент ворота почему-то были сняты с петель и прислонены к металлическим столбам. Я был в летней обуви. Пройти через лужу не мог. Тогда я решил воспользоваться одной из створок ворот. Я просовывал ножки между вертикальными прутьями и ставил их, как на ступени, на поперечный брус, которым были скреплены прутья. Я переставлял ноги и двигался боком — с одного края створки к другой. Поскольку я висел на ней, то под тяжестью моего тела она стала падать. Я упал спиной в глубокую лужу. А на меня упали тяжелые ворота. Они бы прибили меня, если бы не слой жижи, в которую я погрузился. Не захлебнулся я, потому что смог просунуть свое лицо между металлическими прутьями. Приподнять ворота и вылезти я не мог. Они были очень тяжелыми. Тогда я стал, держась за прутья, ползти на спине к верхнему краю ворот. Мне это удавалось до тех пор, пока голова не уперлась в верхний поперечный брус, который связывал, как и нижний, металлические прутья. Почему-то в это время никого близко не было, чтобы помочь мне. Тогда произошло, как я думаю, чудо. Я своими маленькими ручками смог приподнять тяжеленную створку ворот и вылезти. Вся моя одежда до последней нитки была пропитана грязью. Мама меня тогда не ругала. Но удивлялась: «Где можно было так сильно испачкаться?» Чтобы ее не напугать случившимся, я эту историю рассказывать не стал.
Еще больше переживаний вызвал другой случай. Мы жили на территории радиоцентра (папа работал начальником радиосвязи аэропорта). Должны были поставить еще одну мачту. В то время использовались длинные куски рельсов, чтобы их закопать и зафиксировать оттяжки мачты. Я находился во дворе и увидел, что в ворота въезжает телега. Она везла рельсы. Я побежал навстречу и быстро вскочил на телегу, усевшись сверху рельсов. Лошадь с трудом везла груз. К месту установки мачты надо было проехать по дорожке между грядками. Вдруг одно колесо съехало с твердого грунта и оказалось на вскопанной земле. Груз вдавил его в рыхлую землю. У лошади не хватало сил тащить дальше телегу. Возница, который, в отличие от меня, шел рядом, стал хлестать ее кнутом. Бедное животное сделало рывок, но воз не сдвинулся с места. Тогда лошадь стала уходить в бок и повернула оглобли под прямым углом к телеге. Возница не успел сообразить и хлестнул лошадь. Она дернулась вперед. Все, кто ездил на телегах, знают: если во время езды оглобли повернутся под прямым углом, телега опрокинется. Так и произошло. Первым упал я, потом посыпались на землю рельсы. Я оказался под ними. Совсем не помню, как убирали рельсы. Я лежал в узкой, но достаточно глубокой ложбинке между грядками, а сверху поперек легли рельсы, не причинив мне никакого вреда.
Были и другие случаи, когда мне явно грозила опасность, но я оставался жив и даже не получал увечья. Сейчас я знаю, что это было чудо. Бог хранил меня. Тогда я мыслил, конечно, в иных категориях. Однако всякий раз у меня было смутное сознание, что произошло что-то необычное, что кто-то меня спас. Уверен, что эти происшествия и благополучный их исход незаметно приготовляли меня к осознанной вере, которую я обрел через несколько десятилетий.
— Насколько священнику необходимо знание культуры?
— Если человек культурен, то ему легче понимать и общаться со всеми — как простыми, так и образованными людьми. Для священника это открывает более широкие возможности для миссионерства. Речь идет о внутренней миссии, так как наше общество — общество массового безверия. Культура дает возможность глубже и полнее понять величие христианства. Она открывает видение христианства в истории, его духовно-нравственную уникальность. На историческом материале можно видеть отличия жизни христиан от представителей нехристианских обществ (например, язычников).
— Какие качества необходимы священнослужителю в первую очередь, без которых он совсем немыслим ?
— Очевидно, что важнейшими духовными качествами являются, как для священника, так и для любого христианина, вера и любовь. Однако известно, что ни одна добродетель не является автономной. Преподобный Макарий Великий говорит: «Все добродетели между собою связаны как звенья в духовной цепи, одна от другой зависят: молитва — от любви, любовь — от радости, радость — от кротости, кротость — от смирения, смирение — от служения, служение — от надежды, надежда — от веры, вера — от послушания, послушание — от простоты» («Духовные беседы», 40.1).
Поскольку мы решили все же аналитически выделить важнейшие духовно-нравственные качества, то назову еще одну добродетель — духовное мужество. Дело в том, что вера и любовь постоянно испытываются в жизни. И мужество не дает поколебаться. Святой апостол Павел призывает: «Бодрствуйте, стойте в вере, будьте мужественны, тверды» (1 Кор. 16:13).
Священник — соработник Богу, и когда человек принимает священство, он делает прямой вызов демоническим силам. При этом он может явно об этом и не задумываться. Человеку приходится преодолевать и внешние препятствия, и внутренние. То враг искушает и соблазняет сойти с этой стези, то обнаруживаются человеческие немощи, а иногда нужно иметь мужество, чтобы поступить по совести перед лицом трудностей и опасностей.
И еще прибавлю: священник должен быть абсолютно свободен от корыстолюбия. Если есть хоть малая крупинка, она может незаметно начать расти и пагубно себя проявить.
— Если говорить о современной ситуации, что вас больше всего беспокоит в молодых священниках?
— Больше всего беспокоит оторванность от церковно-священнической традиции. Это ощущается очень болезненно. До конца 80?х годов прошлого века храмов было немного. После рукоположения молодой священник приходил служить в храм, где были служители не только среднего возраста, но пожилые и даже очень старые. Они были хранителями опыта предшествующих поколений. Совместное служение с такими отцами бесценно. Я застал, когда был рукоположен в девяностом году, в храме святителя Николая Чудотворца двух протоиереев — Димитрия Акинфиева и Михаила Клочкова. Оба 1928 года рождения. Они имели огромный опыт священства. Отец Димитрий прослужил 54 года. Он в совершенстве знал Богослужебный Устав. У него я многому научился.
Можно успешно учиться в Семинарии и даже в Академии, но отсутствие опыта поколений никакими знаниями восполнить невозможно. За последние двадцать лет число храмов в стране выросло в несколько раз. Например, в Подмосковье — в 10 раз. Это значит, что почти 90 процентов священников начали служение одни — во вновь открытых храмах. Они оказались реально оторванными от опыта предшествующих поколений и от традиции, не имеют возможности воспринять живой опыт многих поколений.
Хорошо вижу, как серьезно это сказывается на служении. Дело не только в отсутствии литургического опыта, но и пастырско-этического.
Другая причина многих болезненных явлений в современной церковной жизни заключается в том, что священнослужители — часть современного общества. В духовные школы юноши поступают не из какого-то особого племени. Их поставляет наше нравственно больное общество. В 18 лет человек имеет уже вполне сформировавшийся духовный облик. За пять лет учебы его нелегко перевоспитать. Многие выросли в нецерковных семьях, родители у некоторых до сих пор еще не воцерковлены. Многие к вере пришли в школе. Некоторым недостает обычного воспитания. Все это приводит к тому, что некоторые семинаристы очень легко подпадают под влияние духа времени. Это сказывается и потом на их служении. Чаще всего это проявляется в стремлении соединять высокое служение Богу и людям со служением себе, не упуская возможности что-то приобрести, завести друзей среди состоятельных людей. Вот в этом мне видятся серьезные последствия разрушения традиций.
— Батюшка, что бы вы хотели пожелать выпускникам семинарии?
— Надо постоянно и напряженно работать над собой. Советую хорошо изучить жизнь и пастырский подвиг таких благодатных священников, как святые Иоанн Кронштадтский, Алексий Мечев, протоиерей Валентин Амфитеатров и др. Необходимо взять их служение за образец и упорно работать в течение всей жизни, чтобы приближаться к совершенному служению. Ни на минуту нельзя забывать о своем избранничестве: «Великое лицо — достойный священник, он друг Божий, поставленный исполнять волю Его» (святой праведный Иоанн Кронштадтский).