О схимонахине Феодосии (Косоротихиной)

 Из воспоминаний о схимонахине Феодосии (Косоротихиной) наместника монастыря Святых Царственных Страстотерпцев на Ганиной Яме, архимандрита Пимена (Адарченко)

Господь судил мне родиться в небольшом уездном городе Скопин. Наша семья была верующей, и именно в храме я лет с шести много слышал об одной женщине, чудесным образом очнувшейся после долгих лет беспамятства. Впервые мне удалось побывать у нее лет в десять. Барак, где лежала прикованная к кровати Наталья (мирское имя матушки Феодосии), где не было ни воды, ни центрального отопления, подарил мне чувство еще одного Дома в моей жизни. У меня было желание здесь находиться, у матушки Феодосии чувствовалось благоговение и понимание, что мне готовы отдать все.

К матушке Феодосии стремились многие. Принимала она по ночам: днем люди побаивались реакции советской власти на их визиты к верующей, а потом так уж сложилось. Иногда с 10 вечера до 5 утра проходило до 60 человек. А пока один в келье с ней общается, другие разговаривают о матушке друг с другом. Некоторые ездили к ней годами, поэтому и знали обстоятельства ее жизни, и сама она иногда что-нибудь о себе рассказывала.

…Эта женщина, будучи парализованной, не имея возможности передвигаться, ограниченная в пространстве, порой могла найти такие слова утешения, что люди уходили и не верили в их возможность. Но происходило все, о чем она говорила, и все, действительно, устраивалось. Матушка Феодосия ни на чем не настаивала и не обязывала людей жестко следовать ее советам. За редким исключением. Бывали случаи, когда к матушке приезжали священники, просившие совета в ситуациях, требующих канонического осмысления. Вот тогда она говорила четко и прямо.

Приходил человек, просил, а она спрашивала: «А как ты хочешь?» А человек, конечно, по-своему, для себя хочет. Он уж не от одного старца, да не от одного священника едет, чтобы услышать: как он хочет. Ему, может, и говорили, как хочет Господь, но он-то не согласен по-другому. Вот и ищет в пятом месте такого старца, чтобы уже наконец-то сказать: «Меня батюшка благословил». Матушка Феодосия посмотрит-посмотрит на такого, скажет деликатно, как она бы сделала, а потом и выдаст: «А ты попробуй, как хочешь». И пока человек не нахлебается пены своего житейского моря, так и будет до нее и во второй раз, и в третий раз бегать. И сердиться будет, что она неправильные советы дает, после которых ничего не меняется. А уж как набегается, и когда вздохнет: «Матушка, да как скажете, так и будет»… И, когда она убедится, что тот созрел для ее ответа, вот тогда и скажет: куда пойти, что сделать, как ответить…

Люди черпали от матушки благодать «ведрами», чувствовали в ее молитвах опору, а в советах – истину. А она только и просила: «Живите в мире, никого не обижайте, всех любите!» Однажды обронила фразу, которую я не просто запомнил на всю жизнь, а принял глубоко в сердце: «Если ты кому-то сказал злое слово, ты его Богу сказал».

К сожалению, вокруг нее самой не всегда это условие соблюдалось. Ее жизнь была очень трудной. Представьте, как она себя чувствовала физически. Прилягте и полежите двое-трое суток на спинке, не поворачиваясь. Сходите под себя пару раз.

В комнате стояла жуткая жара. Форточку нельзя было открыть, так как матушка тут же простужалась, а народа возле нее очень много, духота постоянная. Ехали и душевнобольные, и простуженные, и с серьезными духовными проблемами. Те, и у кого в семье все плохо, и на работе плохо, и в маршрутке толкнули, и в магазине обозвали. И пока такие люди матушку ждут, бывает, переругаются, как в очереди за колбасой. Господь, конечно, матушку держал и крепил, но многолетние приемы окончательно подорвали ее здоровье. Ночью при ней бывали келейницы, а днем она оставалась одна. Люди решали свои житейские проблемы, а она оставалась днем, закрытая на замок, не в состоянии пошевельнуться, без телефона, без колокольчика. И все же мы можем свидетельствовать, что она уже здесь, на земле, жила в раю.

Понял я это недавно, когда услышал проповедь замечательного московского священника протоиерея Димитрия Смирнова. Он обратился к тем, кто думает, что ада не существует: «Для многих ад уже здесь. Подойдите к зеркалу, посмотрите на свое озлобленное кислое лицо. Вы всем недовольны, все вас раздражает – да вы уже в аду».

Судя по тому, как держалась матушка, она явно пребывала в раю. Она не могла поехать к морю, и была не в состоянии просто повернуться на кровати, но она принимала Тело и Кровь Христовы, и жила в Боге. Для нее это была радость, несравнимая ни с хождением своими ногами, ни с путешествиями, ни с занятиями спортом, ни с занятием любимым делом. Она всех нас утешала так, словно была олимпийской чемпионкой по всем видам спорта сразу, и будто на кровати-то отродясь не леживала.

Много нас, священников, было воспитано при ее доме. Богословскую науку мы вкладывали в себя на стороне, а настоящее евангельское образование получали в ее доме: и от нее, и от тех, людей, кто приезжал к ней. Она учила нас основам христианской жизни. Матушка верила, что Господь меняет человека к лучшему, и никогда не признавала ярлыки, которые любят наклеивать на людей: вор, бандит, гордец. Она знала, что у каждого есть шанс стать лучше, и призывала видеть в людях светлое и доброе. Она являла собой образец сострадания. Помню, с каким воплем она обращалась к Богу, и как просила Его за людей, как старалась вымаливать тех, кто преставился.